— Представляете, как нам повезло! — сказал он. — Только что здесь была парочка, хотят поужинать в ресторане. Так вот, у него из бумажника выпала визитка, прямо мне на стойку. Он, правда, сразу же сунул ее обратно, но я успел прочесть, что там было написано: «Inspecteur de bonne table».>[55] Мишленовец!>[56] Один из тех, что составляют гид. У нас, конечно, хороший ресторан, но я на всякий случай сразу же сказал про него метрдотелю, так что этой парочке обеспечено сегодня такое обслуживание и такая еда, какие им, наверное, и не снились.
— А вам обеспечены две звездочки или на худой конец три скрещенных вилочки и ложечки?
— Будем надеяться!
«Inspecteur de bonne table»… Черт побери! Сомневаюсь, что удостоверения подобного рода в самом деле существуют. Богатая фантазия Мишке меня поразила не на шутку. В то же время мне стало как-то не по себе от этого маленького фокуса. Да и состояние немецкой гастрономии навело меня на печальные размышления. Вот, значит, к каким средствам уже нужно прибегать, чтобы добиться приличного обслуживания?..
На сегодня я мог со спокойной душой закончить слежку. Мои подопечные отправятся после последней рюмки кальвадоса к фрау Бухендорфф или поедут к Мишке в Гейдельберг. Завтра утром, во время своей ранней воскресной прогулки до церкви Христа, я увижу перед домом фрау Бухендорфф на Ратенауштрассе либо обе машины, либо только ее машину, либо ни одной.
Я вернулся домой, накормил кота кошачьими консервами, а себя — равиоли и лег спать. Перед сном я еще немного почитал «Зеленого Генриха» и, засыпая, подумал, как хорошо было бы очутиться на Цюрихском озере.
В воскресенье утром я сам себе организовал чай и сливочное печенье в постель и принялся размышлять. Я был уверен: Мишке и есть тот, кого я искал. Он во всех отношениях отвечал сложившемуся у меня представлению о преступнике: он был и игрок, и технарь-кудесник, и шутник, а его склонность к жульничеству довершала картину. В качестве сотрудника РВЦ он имел возможность внедряться в информационные системы предприятий, а в качестве друга фрау Бухендорфф — мотив выбрать для этого именно РХЗ. Повышение жалованья директорских секретарш было анонимным подарком подруге.
Одних этих фактов, если дело дойдет суда, конечно, будет недостаточно. И тем не менее для меня они были настолько убедительны, что я думал уже не о том, он ли это действительно, а о том, как мне его изобличить.
Очная ставка, в надежде на то, что он под тяжестью обвинений сломается? Смешно! Устроить ему новую ловушку, вместе с Эльмюллером и Томасом, на этот раз уже с конкретным прицелом и более тщательно подготовленную? Во-первых, у меня не было уверенности в том, что это даст положительный результат, а во-вторых, я хотел провести поединок с Мишке сам и собственными средствами. Это дело оказалось одним из тех, которые пробуждают мой личный интерес. На сей раз этот интерес был, может даже, слишком личным. Во мне росло какое-то нездоровое чувство — смесь профессионального честолюбия, уважения к противнику, глухой ревности, классического азарта охотника, преследующего дичь, зависти к молодости Мишке. Я знаю, это все — «нечистота мира», которой неподвластны лишь святые, если не считать фанатиков, полагающих, что они тоже ей неподвластны. Но меня она иногда угнетает. Поскольку мало кто признается себе, что заражен ею, я начинаю думать, что один страдаю от этого недуга. Когда я учился в Берлинском университете, мой учитель, Карл Шмитт, излагал нам теорию, проводящую четкую границу между личными и политическими врагами, и все признавали его правоту и находили в этом оправдание своему антисемитизму. Меня уже тогда мучил вопрос: может, другие не выносят нечистоты своих чувств и стремятся прикрыть, приукрасить их? И может, моя способность проводить четкую границу между чувством и делом просто недоразвита?