Мы взяли чай и перешли в гостиную. Я вспомнил о завтраке с Бригитой и порадовался, что это было не у меня и что грязная посуда не стоит в моей кухне.
— Я все еще не знаю, возьмусь ли за твое дело. Подумай сама, должен ли я за него браться. Я уже вел расследование по делу Петера Мишке — против него. И уличил его в том, что он влез в информационную систему РХЗ, то есть в своего рода краже со взломом.
И я рассказал ей все. Она слушала не перебивая. В ее взгляде я читал боль и осуждение.
— Я не принимаю осуждение в твоем взгляде. Я выполнял свою работу, а она заключается и в том, чтобы использовать людей, выставлять их в неприглядном свете, разоблачать их, даже если они тебе симпатичны…
— Ну и что дальше? Зачем же тогда эта страстная исповедь? Ты ведь, кажется, желаешь получить от меня индульгенцию?
— Ты — мой заказчик, — заговорил я, глядя в ее оскорбленное, неприязненное лицо. — А я привык, чтобы между мной и моими заказчиками была полная ясность. Ты, наверное, хочешь спросить, почему я не рассказал тебе эту историю сразу же… Я…
— Да, мне хотелось бы спросить об этом. Но, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои гладкие, трусливые, лживые объяснения. Спасибо за чай. — Она взяла свою сумочку и встала. — Сколько я должна вам за ваши труды? Пришлите мне счет.
Я тоже встал. Когда она в прихожей хотела открыть дверь, я убрал ее руку с дверной ручки.
— Ты для меня очень много значишь. И твое желание узнать правду о гибели Мишке пока еще не исполнилось. Не уходи так!
Пока я говорил, она не отнимала руку, которую я держал в своей ладони. Теперь она высвободила ее и молча вышла.
Я запер дверь на ключ. Потом достал из холодильника банку с маслинами и отправился на балкон. Светило солнце; Турбо, вернувшийся из очередного рейда по крышам, устроился у меня на коленях, громко мурлыча. Причиной этого проявления нежности были маслины. Я дал ему несколько штук. Внизу Юдит завела двигатель. Мотор взревел, но тут же заглох. Может, она сейчас вернется? Через несколько секунд она опять завела машину и уехала.
Заставив себя не думать о том, правильно ли я себя вел, я сосредоточился на маслинах. Это были замечательные маслины, черные, греческие, со вкусом мускуса, дыма и земли.
Просидев около часа на балконе, я вернулся на кухню и приготовил масло с зеленым сыром для улиток на после концерта. Было уже пять часов. Я позвонил Бригите и отсчитал десять гудков, прежде чем положить трубку. Гладя рубашку, я слушал «Валли»>[89] в предвкушении Вильгельмины Фернандес. Потом я принес из подвала несколько бутылок эльзасского рислинга и поставил их в холодильник.