Она поставила тарелку Джоуи на стопку остальных, которые держала в руках, обвела быстрым взглядом руины обеда. Еда была вполне приличная, только спаржа оказалась какой-то деревянной. И не стоило ей покупать эти желтые салфетки — в магазине они выглядели яркими, красивыми, а на столе обрели почему-то обличье тусклое, больничное. Легкие Мэри напряглись, она зевнула.
— Устала? — спросила ее мать. — Ты ведь столько сил потратила на этот обед, верно?
— Нет, — раздраженно ответила Мэри. Лицо ее вспыхнуло, как если бы она попалась на какой-то самовлюбленной нескромности. — Нет, ни капельки не устала. Просто — ну праздник же. Сама знаешь.
— Знаю, — ответила мать. Отец Мэри сидел рядом с матерью, сохраняя совершенное, словно бы глубоководное безмолвие. София, жена Эдди, встала, чтобы помочь Мэри убрать со стола. Она взяла тарелку Константина, и тот улыбнулся ей с ледяной сердечностью иноземного принца. Весь обед он вел себя осмотрительно, общительно, иногда заливаясь смехом еще до конца рассказываемого кем-нибудь анекдота. К приходу гостей Константин надел темно-синий блейзер и галстук в полоску, подаренный ему Мэри на день рождения.
— Все получилось замечательно, милая, — сказал он. — Лучше не бывает.
Мэри улыбнулась и, попытавшись набрать полную грудь воздуха, ответила:
— Спасибо, радость моя.
В гостиной Билли и Сьюзен играли с сыновьями Джоуи и Элеонор.
— …Ну так и давай его сюда, — услышала Мэри чей-то голос. Чака, старшего. Думая о мелких ошибках, совершенных ею во время обеда, она ожидала ответа Билли.
— Нет, — послышался голос Сьюзен. — Не давай ему ничего. Он все сожрет.
— Ребятки? — окликнула их Мэри. — У вас там все хорошо?
Молчание.
— Билли! — позвала она. — Ты меня слышишь?
Билли тут же появился в двери, лицо у него было красное.
— Чакки хочет забрать моего пасхального цыпленка, — пожаловался он.
Мэри оглянулась на Элеонор. Та крикнула:
— Что ты там делаешь, Чак?
— Ничего, — брюзгливо отозвался Чак. — Играю.
Билли, глядя в пол с таким напряжением, точно ему вдруг удалось обнаружить некую вышитую на ковре таинственную надпись, сказал:
— Он мою овечку в рот засунул.
— Ну ты же можешь поделиться с двоюродным братом, правда? — произнесла Мэри.
— Чак! — снова крикнула Элеонор. — Ты хорошо себя ведешь?
— Да, ма, — ответил Чак.
Билли оторвал взгляд от ковра и посмотрел на мать с выражением, в котором мешались надежда и страх. Он был в желтой курточке, которую Мэри приберегала к праздникам, и в пестром галстуке-бабочке.
— Пойдем, лапушка, — сказала она — громче, чем хотела. — Поможешь мне со сладким.