Цветы… Это резануло по сердцу.
Павел в сопровождении своих телохранителей вошел в вестибюль больницы. За регистрационной стойкой болтала по телефону ослепительная блондинка. Завидев Павла и охранников, она немедленно прекратила болтовню и всем своим видом изобразила полнейшее внимание.
— Добрый вечер, — сказал один из охранников. — Тут к вам сегодня на излечение была доставлена фея.
— Ее зовут Елена, — внес ясность Павел.
— А, ну как же, помню, ее привезли в мое дежурство. Сначала ей сделали операцию, сейчас она вне опасности и к ней можно пускать посетителей.
— Вот посетитель, — показал на Павла один из бандитов.
— А вы?
— А мы его охрана.
— Понятно. Пятый этаж, палата номер пятьдесят четыре. Только, пожалуйста, наденьте бахилы и халаты.
В бахилах и халатах охранники выглядели внушительно, а Павел совсем потерялся. Но это не значит, что он потерялся окончательно. В душе его клокотала ярость — и прежде всего на самого себя. Если бы он тогда не совокупился с этой волчицей… Впрочем, что ж теперь жаловаться. За неразборчивые половые связи надо платить.
Вот только заплатила за это Елена, девушка, которую он любил так, что сердцу становилось больно, а к глазам подкатывали слезы.
В лифте они поднялись на пятый этаж. Все молчали. Да и о чем здесь можно было говорить? И с кем? С этими костоломами?
Пятьдесят четвертая палата оказалась неподалеку от лифта, и все равно Павлу эта дорога показалась вечностью.
"Виа долороза[2],— подумал Павел. — Это моя виа долороза".
Может быть, он и преувеличивал, но в молодости все склонны к максималистским суждениям.
У пятьдесят четвертой палаты дежурила медсестра.
— Больная отдыхает, — сказала она.
— Ничего, мы ненадолго, — сказал один из охранников.
— Мы будем за дверью, — сказал второй охранник Павлу. — А вы входите в палату. У вас десять минут.
Павел кивнул и открыл дверь.
В палате было полутемно. Горел неяркий ночник на прикроватной тумбочке, окна были зашторены.
Павел подошел к постели и опустился на колени:
— Леночка, милая, прости меня…
Девушка, лежавшая под одеялом, открыла глаза:
— Павлик, ты пришел… Дай руку.
Она выпростала из-под одеяла руку и протянула ему. Павел припал к ее руке и понял, что плачет.
— Лена, прости меня, — заговорил он. — Ты пострадала из-за меня, но если бы я знал, что так все выйдет…
— А никто не мог знать, — слабо улыбнулась девушка. По щеке ее тоже поползла слеза. — Знаешь, что самое ужасное?
— Что?
— Они сделали мне операцию. Стерилизовали. У меня никогда не будет детей.
— Подонки!
— Но это ничего. Я уже смирилась. Ведь я хотела иметь детей только от тебя, а тебя у меня отняли.