— Хи-хи-хи! — сморщенная скво обнажила свои два-три корня зубов, оставшихся во рту, и потрепала его за волосы, словно доброго пса. — Ай, вот так-то, ихо! — вскричала она — Ну-ка, иди да отведай чуток этого пиньоле. Побеседуем немного. Я могу порассказать тебе кое-что из того, что Пелон не стал бы. Ну-ка, дай мне отомкнуть этот чёртов старый испанский капкан у тебя на ноге.
— Мать, — промолвил Маккенна, расправляя закованную конечность, — будь я на десять лет моложе, а ты — на двадцать, развязать меня было бы большой ошибкой!
— Отработанный пар! — фыркнула старая дама, в то же время очень довольная.
Возле огня у Маккенны не оставалось иного выбора, как только насильно отведать каши с ослятиной, и к тому же, дабы не потерять только что завоёванной, пусть и маленькой власти над каргой апачей, пришлось подобающим образом причмокивать и отрыгивать, чтобы показать, что последняя не только известна своей неотразимой красотой, но в придачу является и чудесной стряпухой.
После того как он с риском для себя затолкал внутрь последнюю порцию, какую мог вымучить, он помог старухе привести в порядок лагерь. При этом он был несколько скован четырёхфутовым сосновым бревном, к которому она его приковала, как медведя в капкане. Тем не менее на его спутницу произвело огромное впечатление зрелище того, как мужчина делает домашнюю работу. В награду за столь редкую картину в маленьком горном оазисе Нечаянных Трав она решила поведать Маккенне о нескольких вещах, важных в его положении.
Со своей, заинтересованной, стороны Маккенна позволил старой даме говорить сколько влезет, Время от времени он вставлял словечко-другое, чтобы направить ход её болтовни, но в целом она не нуждалась в подобных подсказках. В конце концов, она была из апачей древней крови. Она повидала немало белых людей, сидевших на месте Глена Маккенны, и она знала, какого рода мысли полнят ум гринго, ожидающего возвращения её соплеменников с военной тропы. То были простые мысли, простые по необходимости, потому что этот белый человек знал индейцев, и в особенности апачей. Он не станет растрачивать силы своего ума в призрачных надеждах либо тщетных упованиях на милосердие. У него мысли будут прямыми, как у апачей, мысли о двух вещах, которые теперь только идут в счёт.
У него будут думы о жизни. И будут думы о смерти. Натуралменте.