— Нет, конечно. — Признание звучало беспомощно, и глаза с длинными ресницами задержались на скауте. — И ты тоже это знаешь, Поуни.
— Ясное дело, знаю. Доставай ключи.
Освобождаясь от тяжкой ноши шубы, девушка обшаривала стол.
— Их здесь нет, Перес!
— Хватай карабин из стойки охранников. Дай-ка мне.
Три выстрела гулко отдались эхом в пустом помещении. Перес протиснулся через разбитую дверь, схватил еду, стал пожирать её, словно волк; отшвырнув крышку кофейника прочь, он принялся глотать прямо из дымящегося сосуда.
— А теперь слушай, — прорычал он между жадными движениями горла и челюстей, — и слушай хорошо.
Девушка кивнула головой, затаив дыхание.
— Сейчас уходи. Принеси мне перчатки и жратвы, меховые перчатки и фунта четыре сушёного резаного мяса — шарки. Ещё галеты. Нужна одна из шуб Фентона — у него в кабинете висят две или три. Нужна форменная шапка — такая, как у него, зимняя, с ушами. Фентон не пьёт, но тебе придётся раздобыть мне виски. Попробуй пошарить у Хауэлла. Он похож на мужчину, который знает, как обращаться с бутылкой. Ещё вот что. Мне нужно ведро горячей воды. Всё поняла?
— Перчатки, шуба, шапка, горячая вода, шарки, — выдохнула девушка.
— И виски! — отрезал Перес. — Не забудь виски!
Выплёвывая слова, скаут обрисовал ей расположение конюшен.
— Там идут два ряда одиночных стойл, провиантская, ветеринарная и помещение конюшенного сержанта. За ними сразу — большая келья для коня полковника — этого крупного, чистой породы. Поняла теперь?
— Вы говорите о Малыше Кентаки! — Глаза девушки потемнели от возбуждения.
— Именно о нём. Можешь ты прийти туда со всем этим добром через десять минут?
— Я это сделаю, — миловидное лицо внезапно приобрело твёрдость, — я это сделаю, Перес!
— Да уж лучше так, — скривил ей гримасу скаут, — иначе следующая рука, что сердито ляжет тебе на плечо, будет рукой краснокожего.
Лура Коллинз побледнела.
— Ах ты, полукров…
— Стой! — прервал её Перес. — Только назови меня полукровкой, и я размажу твоё бледное лицо по всей стене. — Острая челюсть скаута дрожала, глаза сверкали. — Я не снесу этого от тебя, девочка! — Тут он сгрёб её, и его длинные руки обхватили её руки до самых плеч.
— Перес! Не надо! — Вскрик был неподдельно испуганным. — Ты рвёшь мне кожу. Прошу тебя!
Он отступил, со свистом вбирая носом воздух; опустив голову, с лицом, залитым румянцем. Прошла секунда, за ней другая. Он не поднял голову, пока не услышал первое рыдание. Когда посмотрел, то увидел, что пятна, оставленные пальцами на коже, уже начинают синеть. Он заметил и выражение страха, и раскрытый рот, тень страдания, темнеющую в зелёных глазах, блестящее сверканье слезы, застывшей под опущенной ресницей.