— Вы тут? Вы целы?
— Я цел, с Маринкой что-то поганое…
— Ух ты!..
— Джор, потом! Ты один?
— Тут мы, тут, — появился и Хайям. — Что с ней?
— Не знаю, упала.
— Носилки бы…
— Давай вон на щит положим. Ошизеть, где вы его взяли? Мы положили Маринку на щит и почти бегом бросились по туннелю.
— Как вы нас нашли? — на бегу спросил я.
— По запаху!
— Это как?
— Собак привел. Белый такой, огромный, как медведь, знаешь его?
— Наверное. Видели в тайге…
— Так что с Маринкой?
— Все было нормально — буквально минуту назад…
— А кто там на стуле?
— Ведьма какая-то, наверное. Засушенная. Кто-то ее засушил на память… Валим, ребята, из нее на Маринку что-то высыпалось, и теперь вот…
По восходящему коридору идти было труднее, особенно на последних метрах, когда он совсем сузился, но мы справились. Повозиться пришлось, когда вытаскивали Маринку наверх. Она была твердая, застывшая — наверное, в той позе, в которой падала: полусогнутые ноги, руками будто бы держит, прижимая, невидимый мяч, голова опущена. Запасливый Хайям еще из дома прихватил бухточку репшнура и не забыл его взять на поиски — так что, быстренько соорудив из шнура и из щита люльку, Маринку все-таки вытащили наверх: Артур и Рудольфыч тянули, мы втроем подсаживали снизу и страховали.
Потом вылезли сами.
Говорят — сам не видел, но почему бы не верить? — что бывают многослойные сны, сны-«матрешки»: то есть ты вроде бы просыпаешься в своей постели, все как надо, но на самом деле это просто следующий сон, и сейчас что-то начнет происходить. И так раз за разом. А вот гениальные стихи я во сне сочинял неоднократно и сам от себя приходил в бешеный восторг — правда, то, что оставалось в памяти, наутро становилось просто бессмысленным набором слов. И так же с логикой: го, что во сне было четкими и строгими построениями, при дальнейшем рассмотрении превращалось в набор абсурдных силлогизмов…
Это я к чему? К тому, что с какого-то времени мы все, хоть и пребывали в жесткой реальности, все глубже погружались в «логику сна». Возможно, это началось с появления той «медузы». Неуверен, но допускаю.
А теперь память ведет себя так же, как после пробуждения…
Итак, Хайям и Джор спускались вниз; Рудольфыч и Артур вытягивали Маринку сверху; Патрик, Антикайнен и Валя тут же принялись над нею хлопотать, а Вика отпустила какую-то неуместную остроту и едва не огребла от Патрика пинка по заднице; пересчитали? это десять; но кто-то же сидел у рации и вызывал: «Полынь, Полынь, я Бирюза-пять, как слышите? Да, нашли, нашли, но девушка без сознания… что? Нет, пульс есть, пульс есть, не ранена, но без сознания, без сознания, не реагирует. Да, ждем, пеленг даю…» Вроде бы припомнилось лицо, вернее, половина лица, другая прикрыта ладонью, на голове лыжная шапочка или капюшон толстовки, и рацию именно он таскал на себе, она ведь немаленькая… Олег? Нет, не Олег… но имя короткое и мягкое… И главное, никто, кроме меня, его не помнит. А Маринка если и помнит, то не говорит.