Ровно в шесть в дверях появилась классный руководитель Геринская, она плотно прикрыла за собой дверь, уверенная, что вошла в класс последней.
Учительница подошла к кафедре, обвела взглядом родителей. Некоторые из них поздоровались с учительницей кивком головы, кое-кто встал, с трудом поднявшись из-за парты и с еще большим трудом опустившись на место.
— А вы как тут оказались? — посмотрела учительница на Крума, Яни и Иванчо. — Вы же школьники.
Мальчики встали.
— Что вы тут делаете?
— Моя сестра, Здравка Георгиева Бочева, учится в вашем классе, — ответил Крум.
— Но собрание-то сегодня родительское! — удивилась Геринская.
— Наш отец в отъезде…
— Знаю.
— А бабушка старенькая, она в школу не ходит, — спокойно ответил Крум.
— А надо бы прийти, — строго произнесла учительница.
Второй год она была классным руководителем в Здравкином классе, и родители уже привыкли к суровому нраву Геринской, поэтому молчали. Только Чавдар с любопытством переводил взгляд с Крума на учительницу.
— А эти двое? — спросила она. — Уж не опекуны ли?
— Нет, — с некоторым колебанием ответил Крум. — Это мои друзья.
— Твой товарищ боксер?
— Пока нет, — дерзко ответил Крум, — но будет!
— Пожалуйста, выйдите из класса! — сдержанно сказала учительница. — Все трое!
— Я пришел вместо отца и бабушки на родительское собрание, чтобы поговорить о своей сестре, — снова заговорил Крум глухим от волнения голосом.
— Выйдите из класса, я вам сказала! — повторила Геринская. — На собрание приглашаются родители, а не братья, да еще с красными пионерскими галстуками на шее.
— Но я расписался за бабушку на повестке, — оправдывался Крум.
— Я жду!
Крум почувствовал, как горят у него щеки, даже глаза словно пламенем обожгло. И годы спустя, стоило ему вспомнить школу и школьные годы, перед глазами вставал Здравкин класс, угловая комната на втором этаже.
В ушах застучало.
«От страха можно убежать, от стыда — нет», — слышался Круму голос бабушки.
Но страх ведь и есть самый сильный стыд?
«Нет!» — воспротивилось что-то в душе у Крума, и это был уже другой Крум, твердый, уверенный в себе, мгновенно повзрослевший.
— Минуточку! — поднялся из-за парты Чавдар. — Я тоже брат. Брат Паскала Астарджиева, и тоже пришел на собрание. Правда, я без красного галстука… Мне тоже выйти?
— Брат Паскала? — удивилась учительница.
— Да, — кивнул Чавдар. — А что касается галстука, — он коснулся рукой открытого ворота рубашки, — мне ничего не стоит его повязать! Я сейчас смотрю на этих ребят и жалею, что уже вышел из пионерского возраста. Что поделаешь, проходит это славное время. А вас должно радовать, — он кивнул в сторону Крума, Яни и Иванчо, — что у вас в классе такие ребята!