— Да, — вспомнив, обернулась к матушке Анна. — А я ведь у вас в монастыре на службе была. Причаститься не получилось, а батюшка в самом деле понравился. Хорошо служит.
— Что же меня не нашла?
— По сторонам посмотрела — не увидела, а специально спрашивать как-то неудобно было.
И тогда матушка решила спросить напрямую.
— Когда мы виделись … в тот раз … я тебе о грехах говорила. Ты на меня не обиделась?
— А на что обижаться? Вы же правду говорили. Вот, — и она показала на пачку сигарет, лежащую под лобовым стеклом, — сколько раз обещания себе давала: брошу. А ни черта не получается. Ой, простите, — и она опять засмеялась своим смехом, который уже не раздражал матушку. Анна смеялась, откидывая назад голову, очень громко. — Вырвалось. А правду говорят, что … нечистого лучше не вспоминать?
— Скажи, — словно не слыша её вопроса, вновь обратилась к Анне монахиня, — скажи, ты, наверное, в жизни ни на кого не обижаешься? Не осуждаешь никого, да?
— Куда вы хватили! Чего-чего, а косточки мы бабы другим людям помыть любим. Я что, особенная? А обижаться, по-моему, тоже с умом надо.
— Как это с умом?
— Обидит меня человек несправедливо, а потом извиниться — мол, с горяча, — что же обиду в сердце держать? Бывает, и сама наорёшь на человека, потом отойдёшь, остынешь…
Последние слова Анна оборвала, не докончив фразы. Машина встала.
— Что-то случилось? — спросила матушка.
— Чуть не проскочила за разговорами, — и Анна головой указала направо. Чуть сзади из маленькой деревушки на большак выходила полевая дорога. По ней почти бежали две старушки.
— Да не бегите, " одуванчики", подожду. — И, обращаясь к матушке, добавила. — Добросим бабок до села? Они за хлебом в магазин топают. Это, почитай, километров шесть в одну сторону.
В это время подбежали к машине старушки.
— Спаси Господи, спаси Господи! Здравствуй Анна, мы уж думали, что ты раньше проехала.
— Ну и прошлись бы. Говорят, полезно.
Старушки увидели матушку. Лица их были знакомы ей, а уж то, что Анна везёт матушку настоятельницу, привело их в восторг.
— Ладно, хватит кудахтать, — с деланной сердитостью проговорила Анна. — Я из-за вас к поезду опоздаю. Бабушки притихли, сложили руки на своих многочисленных сумках и словно окаменели.
Но когда через пять минут они высаживались у магазина, старушки вновь загалдели, не жалея превосходных эпитетов Анне. Та только отмахнулась. Не успела за ними захлопнуться дверь, как перед машиной возникла женщина:
— Анна, помоги! Тут дед Михайло со вчерашнего дня околачивается. С Григорием скотником пенсию обмывает.