Но мочи не было. Ни грамма. Вдруг страшная догадка пронзила Асинкрита. Ноги стали ватными, он пошатнулся, с трудом удержав равновесие.
Верочка кинулась к нему.
— Что с вами, Асинкрит Васильевич?
— Я… я, кажется, знаю… почему. Верочка, — дышать стало тяжело, и он с трудом подбирал слова, — я…
— Господи, да что с вами?! Асинкрит, возьми себя в руки!
— Сейчас… может быть… Верочка, я убил его!
— Что ты говоришь такое?
— Иди, позови Сашу.
— Я уже здесь, — раздался голос за спиной.
— Ребята, посмотрите у него, на спине, где должна быть другая почка — есть что-нибудь?
Вера Николаевна и Пахомов переглянулись. Еще минута… Медсестра сначала охнула, потом выругалась по матери, а Саша произнес обреченно:
— Шрам.
Сидорин подошел к кровати Артема. Теперь он точно улыбался. Еще живой, но уже обреченный человек. Асинкрит провел рукой по его волосам. Совсем мальчишка, лет двадцать пять, не больше. Видимо, пытаясь подражать старшим товарищам, отпустил бородку, которая делала его похожим на мушкетера.
— Васильич, ты… мы не виноваты, — это был Пахомов. — Мы сделали все, что могли.
— Асинкрит, — Вера Николаевна подошла к Сидорину, — у тебя, у нас с тобой разве первый раз уходит человек?
— Ребята, все правильно. Только… я этой девушке теперь в глаза не смогу смотреть.
— Почему?
— Не знаю. — И вновь погладил Артема по волосам. — Прости мне, мушкетер. Если Бог есть, скажи ему сегодня там, что я не желал тебе зла.
* * *
В дверь постучали. Сначала несмело, затем все настойчивее.
— Кого еще… нелегкая? — Сидорин с трудом открыл глаза. — Да не стучите так… как по голове лупят. Иду.
— Ничего себе, — только и смог вымолвить Асинкрит. — Толмачева!
Перед ним действительно стояла Вера Николаевна.
— По поручению профсоюза?
— По зову души, — отпарировала она. — Войти позволишь?
— Рискни, Вера Николаевна.
Минуту спустя они уже сидели в креслах друг напротив друга. Сидорин смотрел, будто впервые видел, на Толмачеву, та, между делом, изучала обстановку комнаты.
— Да, по спартански живешь, Асинкрит Васильевич.
— Это… не моя. Друга. Он за кордон на заработки подался. Какими судьбами в Упертовске, Вера Николаевна?
— Села в автобус и приехала. Делов-то.
— И то, правда.
— Городок у вас маленький, Асинкрит Васильевич. О каждом знают. Добрые люди подсказали, где тебя найти.
— Надо же! А я думал, что нахожусь в глубоком подполье.
— Скорее, подполе.
— А, называй, как хочешь! — махнул рукой Сидорин. — Лучше скажи, что знают про меня.
— Что ты от несчастной любви запил…
— Здорово!
— А еще говорят, что человеку вместо аппендицита вырезал что-то другое, и он умер. Тебя выгнали с работы, хотели посадить, но родные отмазали…