- Это у тебя вкуса нет, и глазомер отсутствует. - Не поленилась сказать комплемент подруга и продолжала комментировать программы. - Это кино я видела, голливудская тошниловка! Почему главный злодей в каждом таком фильме толкает герою целую речь, а тот, конечно же, находит способ убить разговорчивого идиота? Вот если бы я была злодеем, - подруга многозначительно промолчала
Да, если бы Журавль была злодеем, никто бы не выжил, она уничтожила бы всех, а потом еще и лезгинку сплясала на их групповой могиле, которую самолично бы вырыла. В далеком детстве, когда мы играли в бандитов и полицейских веем двором, блондинка всегда становилась на сторону «зла», и бандиты выигрывали с завидным постоянством - Нинка умело ими руководила.
- А на этом канале всегда такую фигню показывают, заснуть можно. Фууу, безголосая плоскогрудка Ирэн Смит, кто ее вообще выпустил на сцену? Страх какой. - Нинка притворно перекрестилась. - А в этом фильме про летчиков такой хрен снимается, что смотреть страшно. За что ему Оскар дали? Лучше бы им по голове ему настучали. Катька, гляди, реклама духов от Тассо. Жуткий отстой. Я как поню… - И она замолчала.
Я в это время печатала смс на телефоне - сестренка спрашивала, как мы там вдвоем в квартире поживаем, поэтому не видела, из-за чего словесный поток Нины прекратился. Слышала только звук ритмичной тяжелой музыки - во время очередного переключения Журавль попала на музыкальный канал.
Прошло десять секунд, двадцать - подруга молчала.
- Ты чего? - Забеспокоилась я и повернулась к Нинке. Девушка, полуоткрыт рот, словно зомби, смотрела на широкий экран телевизора. Очередная чипсина из ее пальцев выпала и радостно была слопана всеядным котом семейства Журавлей.
- Катя… - Прошептала она, подползая к телевизору.- Смотри, какой…
Я думала, что она скажет что-то вроде «ужасный» или «страшенный», но вместо этого я услышала:
- …милый… - Ее тонкий палец, украшенный замысловатым маникюром, ткнул в телевизор, чуть не проткнув острым ногтем плазменный экран.
- Милый? - Повторила я, едва ли не с ужасом глядя на бешено скачущих парней в странных костюмах из черной кожи и раскрашенных, словно индейцы во время войны с бледнолицыми. Парни дергались под сплетенный в единый звуковой поток шум барабанов и бас-гитар и что-то то ли пели, то ли орали на английском языке. - Милый? Нин, ты чего?
- Я в него влюбилась. - Все так же тихо произнесла она.
- В кого? - Заботливо поинтересовалась я, пытаясь разглядеть хоть кого-то милого за страшными макияжами.
- Вон в того, кто поет.
Певец, в длинном кожаном плаще, расшитом бордовыми узорами и с длинными же темными волосами, милым мне совсем не показался. Подведенные глаза, по-потустороннему белое лицо, разрисованное диковинными узорами, черные ногти, несколько длинных колец-когтей на пальцах, высокие ботинки на толстой подошве и со шнуровкой - во всем этом я ничего прекрасного не находила. Парень громко и надрывно что-то кричал в микрофон, а многотысячная толпа внизу радостно орала и подпевала ему.