Билкис надеется, что просвет в дождях вернет клиентов на улицы. Большую часть года она выхаживает взад-вперед два-три квартала по Сансет, наслаждаясь прохладой лос-анджелесских ночей. Раз в месяц она платит офицеру департамента полиции Лос-Анджелеса, сменившему прежнего детектива, которому она платила раньше и который исчез. Его звали Джерри Лебек, и его исчезновение оказалось для коллег полной загадкой. Он стал одержим Билкис, взялся повсюду следовать за ней пешком. Однажды днем ее разбудил шум, и, открыв дверь своей квартиры, она обнаружила Джерри Лебека, который, стоя на коленях на линолеуме, раскачивался, склонив голову, из стороны в сторону и ждал, когда она выйдет. Разбудивший ее шум был мягкими ударами его лба о ее дверь, когда Джерри клал поклоны.
Погладив его по волосам, она предложила ему войти, а позднее сложила его одежду в черный пластиковый мешок и выбросила в мусорный контейнер позади отеля в нескольких кварталах от своего дома. Пистолет и бумажник она сложила в пакет из супермаркета и, налив сверху спитой кофейной гущи и скисшего молока, завязала и бросила пакет в урну на автобусной остановке.
Она не оставляет сувениры на память.
Где-то на западе, над морем, оранжевое ночное небо вспыхивает дальней молнией, и Билкис знает, что скоро снова польют дожди. Она вздыхает. Не хочется промокнуть. Она уже решает вернуться в квартиру, принять ванну, побрить ноги – похоже, она только и делает, что бреет ноги, – и спать, спать…
Она сворачивает на боковую улочку, которая поднимается на холм, где припаркована ее машина.
Сзади ее освещают фары, замедляясь при приближении, и она с улыбкой поворачивается к улице. Улыбка застывает у нее на губах, когда она видит белый шестидверный лимузин. Мужчины в шестидверных лимузинах желают трахаться в шестидверных лимузинах, а не в уединенном святилище Билкис. И все же это может стать зацепкой на будущее.
С жужжанием опускается затемненное стекло, и Билкис с улыбкой идет к лимузину.
– Привет, дорогуша, – говорит она. – Ищешь чего-нибудь?
– Сладкой любви, – отвечает голос с заднего сиденья.
Она заглядывает внутрь, насколько это возможно через приспущенное стекло: она знает девушку, которая села в лимузин с пятью пьяными футболистами, и ее сильно изувечили, но там, похоже, только один клиент, почти мальчишка на вид. По ощущению, такой поклоняться ей не станет, но деньги, приличные деньги, что она вот-вот возьмет из его рук, – сами по себе энергия (барака, называли ее когда-то), которую она может использовать, и, сказать по правде, в такие времена каждая малость идет в дело.