Вернувшись к себе, он припарковал машину и прошел по подъездной дорожке к лестнице своей квартиры. Щеглы и поползни у кормушки для птиц не удостоили его и взглядом. Он вошел внутрь, полил растение, спрашивая себя, не следует ли поставить каберне в холодильник.
До шести еще оставалась уйма времени.
Тень пожалел, что не может больше спокойно смотреть телевизор. Ему хотелось, чтобы его развлекли, не хотелось думать, хотелось просто посидеть, давая омывать себя потоку картиной и звука. «Хочешь увидеть титьки Люси?» – прошептало что-то из его памяти голосом Люси, и он покачал головой, хотя никто не мог увидеть этого жеста.
Тут Тень понял, что нервничает.
Со времени его ареста три года назад это будет его первое общение с людьми – нормальными людьми, не сокамерниками, не богами и культурными героями, не сущностями из сновидений. Ему придется разговаривать, подавать реплики от имени Майка Айнселя.
Зазвонил телефон.
– Да?
– Разве так полагается отвечать на телефонный звонок? – прорычал Среда.
– Когда мне подключат телефон, тогда и буду отвечать вежливо, – отозвался Тень. – Чем могу помочь?
– Не знаю, – ответил Среда. Повисла пауза. Потом он сказал: – Организовывать богов – все равно что пытаться выстроить в шеренгу скот. Ни тем, ни другим порядок не свойствен. – В голосе Среды звучала смертельная усталость, какой Тень никогда не замечал раньше.
– Что случилось?
– Трудно все. Слишком, черт побери, трудно. Даже не знаю, получится ли. С тем же успехом мы можем просто перерезать себе горло. Просто перерезать горло сами себе.
– Не надо тебе так говорить.
– Ну да, ну да.
– Что же, если ты перережешь себе горло, – Тень шуткой попытался вытянуть Среду из его депрессии, – возможно, тебе даже больно не будет.
– Будет. Даже для таких, как мы, боль есть боль. Когда действуешь в материальном мире, материальный мир воздействует на тебя. Боль причиняет страдание так же, как жадность пьянит, а похоть жжет. Возможно, мы и умираем трудно, возможно, нас не так просто прикончить раз и навсегда, но мы все же умираем. Если нас еще любят и помнят, нечто, очень похожее на нас, занимает наше место, и вся чертова канитель начинается сызнова. А если нас позабыли, с нами покончено.
Тень не нашел, что на это сказать.
– Ты откуда звонишь?
– Не твое собачье дело.
– Ты пьян?
– Пока еще нет. Я все думаю о Торе. Ты его никогда не встречал. Большой парень, совсем как ты. Добросердечный. Не слишком умный, черт возьми, но отдаст тебе рубаху с тела, если его попросишь. И убил себя. Засунул ствол в рот и прострелил себе башку в Филадельфии в 1932 году. Ну разве так положено умирать богу?