– Деньги, – вставил Карло. Микеле качнул головой и сказал:
– Власть!
– Деньги и власть, – повторили оба брата хором.
– Вы позволите мне взять с собой результаты проведенного вами анализа? – спросил я.
Карло и Микеле обменялись взглядами, и старший брат сказал:
– Это очень опасно, падре.
– Смертельно опасно, падре, – добавил Карло. – Они привыкли убивать.
Закрывая папку, я ответил:
– Не сомневаюсь, что тот, кто лишил папу Адриана жизни, готов к новым преступлениям. Но моя задача – найти негодяя. И я непременно это сделаю.
– Скандала не будет, – заявил Микеле. – Он не нужен Ватикану.
– И новому папе, которым станет ваш брат, тоже, – заявил Карло.
– Синьоры, – вставая, произнес я. – Вы можете положиться на меня: никто не узнает о том, что вам известно. Отчет я возьму с собой. А Ватикан – ваш вечный должник. Не могу ничего обещать, но... если уж так приключится, что мой брат станет понтификом, то он снимет с вас все обвинения, и вы получите возможность... гм... после его кончины бальзамировать его тело!
Братья Формицетти проводили меня до порога.
На Рим спускались сумерки. Вместо того чтобы поймать такси, я решил прогуляться вдоль берега Тибра. Под мышкой я зажал папку с листком бумаги, доказывавшим, что папа Адриан был убит.
Антонио может гордиться мной. Я выполнил его поручение. Обладая таким козырем, как свидетельства братьев Формицетти, он живо сумеет убедить кардиналов в том, что единственно возможный кандидат в папы – он сам. Намекнет, что результаты анализа могут попасть в прессу. Пригрозит, что привлечет к расследованию смерти Адриана полицию. И примет предложенную ему папскую тиару как знак вечной благодарности за то, что умеет держать язык за зубами.
Антонио не хочет копать глубже, этим и объясняется его странное поведение во время последнего разговора. Убийца ему не нужен, ведь это потребует радикальных мер. Моему брату нужны две трети голосов на предстоящем конклаве. И я их ему обеспечил.
В Латиноамериканский колледж я вернулся, когда бархатная ночь спустилась на Рим. Я думал, что братья, отслужившие мессу, уже отошли ко сну, но колледж гудел, как встревоженный улей, – одного из молодых священников обнаружили мертвым в своей комнате. Он отдал Богу душу во сне. Сие известие неприятно поразило меня, и я вспомнил, что в Ватикане действует таинственный убийца, жертвой которого уже стало как минимум два человека, а если вспомнить исчезнувшую сестру Марселину, то, может быть, и три (я уже грешным делом подумывал о том, что монахиня убита).
Ректор был озабочен случившимся, однако исходил из того, что у падре, прилегшего с книгой, внезапно отказало сердце. Я напросился осмотреть комнату покойного и, как выяснилось, не зря: на комоде я увидел пузырек с таблетками, что пару дней назад выудил из своего багажа. Этот пузырек, неизвестно как оказавшийся в моем чемодане, я, к величайшему сожалению, не выбросил, а оставил в комнате, совершенно забыв о нем за всеми своими хлопотами.