Он не мог себе позволить выйти из себя. Особенно в таком людном месте.
Его жена выполнила то, о чем он ее просил. Она ослепительно улыбнулась группе репортеров, собравшихся у входа в ресторан, и восторженно рассмеялась после того, как Люк поцеловал ее в губы у всех на виду.
«Какая хорошая актриса», – подумал он, но внутренний голос говорил ему, что она просто выполняла его требования.
Сейчас, когда Габриель сидела напротив него и загадочно улыбалась, словно ей доставляло удовольствие выискивать знаменитостей в толпе во внутреннем дворике, Люк был готов лопнуть от ярости.
Ему хотелось сорвать с ее лица маску невозмутимости и снова увидеть то, что за ней прячется. Ведь он уже попробовал это на вкус.
– Кажется, ты действительно хорошая актриса, – тихо произнес он, чтобы его могла слышать только Габриель. Она напряглась, но улыбаться не перестала. Прямо как на их свадебном приеме. Она не проявляла ни малейших признаков дискомфорта.
– Если ты имеешь в виду то, что я знаю, как следует держаться на публике, ты прав, – спокойно ответила она, но ее подбородок вызывающе приподнялся. – Результат хорошего воспитания.
– Того же воспитания, которое побудило тебя сбежать в разгар собственного свадебного приема? – мягко спросил он. – Твой отец, наверное, гордится твоим поступком.
Ее нижняя губа задрожала, тело слегка напряглось, но человеку неискушенному она бы показалась невозмутимой.
– Это было помрачение ума, – процедила она сквозь зубы.
– Ну разумеется.
– Скажи мне, что бы ты сделал на моем месте? – произнесла она, наклонившись вперед.
Люк увидел гнев, промелькнувший в ее глазах цвета моря, и ему это доставило удовольствие.
– Я бы выполнил свои обещания, – тут же ответил Люк.
– Тебе легко говорить. – Она судорожно вдохнула. – Легко критиковать человека, о котором ничего не знаешь.
– Тогда расскажи мне то, чего я не знаю, – предложил он, откинувшись на спинку стула. – У нас весь вечер впереди, Габриель. И остаток жизни. Если ты считаешь, что я должен что-то знать, поделись этим со мной. Кто знает, – он холодно улыбнулся, – возможно, я даже разделю твою точку зрения.
– Сомневаюсь, – отрезала она, удивив его. – Тебя не интересует, почему я уехала. Тебя беспокоит только то, что я задела твою гордость, очернила твою репутацию. Какое объяснение способно исцелить раненое мужское самолюбие?
На Люка никак не подействовал ее циничный тон. Он продолжал пристально на нее смотреть до тех пор, пока она не коснулась рукой горла и не отвела взгляд.
– Ты этого не узнаешь до тех пор, пока не попытаешься все мне объяснить.