Некоторое время Москаленко-младший смотрел демонстрацию, но потом ему это наскучило, он переключился на вторую программу, на третью, ленинградскую, — но там тоже показывали праздничные мероприятия, и невольно Юра стал прислушиваться к голосам, доносящимся с кухни. Говорили приятели громко, языки у них развязались, и темы пошли забористые.
— Слышали, мужики? — вопрошал дядя Валя, самый сведущий из компании, поскольку водил не троллейбус, а машину директора. — Борьбу за трудовую дисциплину сворачивают!
— Это как? — изумились мужики.
— А вот так! Эксперимент признан неудачным. Типа народ не понял смысла и задач эксперимента.
— Чего ж тут непонятного? — дядя Костя хохотнул. — Что я вас, лодырей, не знаю? Держать вас надо во как — в кулаке!
— Типа тебя не надо? — подначил дядя Валя.
— И меня надо! Да, и меня. Во — в кулаке! Иначе коммунизм не построишь!
— Да херня это была, а не борьба! — вмешался в дискуссию дядя Женя. — Тоже придумали: по баням, по ателье шукать. Будто от этого дисциплина вырастет. По-другому это надо...
— Да уж, — согласился дядя Валя. — А помните, как мы в парной прятались? И ты еще, Женька, дверь держал! Вот ведь, блин, приключение!
Приятели засмеялись чему-то своему. Потом разлили водку по стопкам и выпили.
— Да, я тоже слышал чего-то такое, — поддержал разговор Москаленко-старший. — Игнатьев рассказывал. Сдавал на днях теорию. Он, шельма, в кресло зама метит. Так вот, преподаватель у них тоже говорит: непонятки какие-то, круто курс будут менять. Мол, в июле был Пленум по идеологии, и там уже ясно стало: назревает какое-то решение...
— Небось, еще больше гайки закрутят, — предположил дядя Женя. — Генсек у нас нынче крутой, из безопасности. Лёня нам не нравился, а теперь наплачемся.
— Так и надо, — сказал дядя Костя. — Нельзя вечно в бардаке...
— Чего-то я тут не понимаю, — признался Москаленко-старший. — Если он крутой, то почему борьбу отменяют? Почему водка дешевая появилась? Да и староват генсек для крутых поворотов... Рассказывают, больной совсем. Вон сегодня его даже на параде не было.
— Кстати, да, — подтвердил дядя Валя. — Не было. Я тоже удивился. Лёня всегда выходил, а сегодня — только члены правительства. Не уважает он народ совсем.
— Дело не в уважении, уверен, — сказал Москаленко-старший. — Генсек вообще не любит появляться на публике. Говорят, у него диабет в серьезной стадии, — отец понизил голос. — За ним якобы целую машину возят.
— Фигня, — сказал дядя Костя. — Американская пропаганда. Главное, чтобы мозги варили. А у него варят! Слыхали, как он с мафией расправился. Директора Елисеевского прижали — раз! Медунова к ногтю — два! Щелокова на пенсию — три! У Романова Ленинград отняли — четыре! Хапуги, ворье... Давно пора.