– Вот видите, – многозначительно вздохнула медсестра, открывая дверь. Затем, изобразив на лице приветливую улыбку обратилась к даме, лежавшей на кровати: – К вам посетители, дорогая моя.
– Я же сказала, чтобы ты больше не смела называть меня так! – крикнула пациентка.
От прежней Софии Вазьен, чье изображение нашлось в Интернете, остались только ярко-рыжие волосы, наверняка крашеные, спадавшие на толстые плечи. Женщина значительно прибавила в весе и сильно постарела, но это точно была та же особа, что и на фотографии.
– Ваши племянницы, – провозгласила медсестра и поспешно вышла из комнаты, так что подушка, ловко пущенная Софией, шмякнулась в створку двери.
– Какие, к лешему, племянницы? – завопила пожилая женщина. – У меня никогда не было никаких племянниц. Наверняка приперлись к моей соседке, глупой курице Эдите. Она вечно воркует о своих племянницах и племянниках. Я же считаю, что родственные узы – самое мерзкое, что может быть в человеческой жизни!
Наташа увидела перед собой больную и полностью отчаявшуюся даму. Ей даже стало жаль Софию, несмотря на то, что та сыграла весьма незавидную роль в судьбе мамы и ее собственной.
– Сигареты есть? – грубо спросила София. – А то лахудры медсестры запрещают курить в своем чертовом курятнике. Тоже мне, центр социальной реабилитации! Сюда молодые да шустрые спихивают своих родителей, дедов с бабками и прочих родственников, вот и весь сказ. Так есть сигареты или нет?
– Мы не курим, – ответила Сашá.
София выдала тираду витиеватых ругательств и вздохнула:
– Ну а сладости имеются? Платишь за пребывание, как за отпуск в пятизвездочном отеле, а сервис, как в захудалом третьеразрядном сарае.
– Но у вас же диабет, – возразила Наташа. – Вам наверняка нельзя сладкое.
– Жизнь вообще игра со смертельным исходом, – заявила София. – Я знаю, долго мне не протянуть. Или меня доконают болезни, или я решу, по примеру чокнутых американских школьников, устроить резню. Хорошо было бы взять автомат и перестрелять всех – и тупых стариков, и наглых медсестер.
София говорила об ужасных вещах с легкостью.
– Ну что вылупились? Соверши я убийство, меня отправили бы в тюрьму, а там уж точно повеселее, чем здесь, в так называемом «центре социальной реабилитации»! – рявкнула та. Затем, приподняв газету, лежавшую у нее на одеяле, спросила: – Читали? Карл-Отто фон Веллерсхоф сдох. Я ведь у него работала. Впрочем, он мужик был нормальный. А вот его дочка, эта тварь Корнелия... Кстати, по радио сообщили, что от молодой вдовы нашли только несколько зубов и берцовую кость. Вот, начался дележ наследства! Они же, четверо детишек графа, ненавидели Мишель. Наверняка идея отправить мачеху на тот свет при помощи «небольшого сюрприза» пришла в голову Корнелии. О, я ее, гадину, отлично изучила за те годы, что работала на нее! Она меня сюда и пристроила. В качестве благодарности. Она сама ждет не дождется, когда же я наконец сдохну.