.
Рассвет 1 июня застал казаков в разгар приготовлений к их крестному пути: майор Дэвис должен был прибыть в лагерь в 7 утра и начать погрузку *487. Узнав об этом, священник донских казаков, отец Василий Григорьев, велел за час до приезда Дэвиса собрать всех казаков по станицам на службу на лагерной площади *488; только Бога оставалось им просить о помощи. Один казак, живший в австрийской семье, сказал в то утро хозяйке: "Не давай мне сегодня с собой хлеб, сестрица. Сегодня все мы умрем" *489. Но казаки не собирались умирать без сопротивления. Хотя майор Дэвис и попросил их всячески способствовать англичанам, они не хотели возвращаться в СССР добровольно. И англичанам, предавшим их, не смыть с себя этого позора.
Там, где репатриированные не оказывали сопротивления, как это было, например, в лагерях на территории Англии, официальные лица, утаивая часть данных, имели хоть какие-то основания утверждать впоследствии, что русские возвращались по доброй воле. Поэтому ужасные события 1 июня ярче всего осветили трагедию русских пленных, хотя 30 тысяч казаков были всего лишь каплей в море несчастных жертв, насильственно возвращенных Сталину союзниками.
...Перед импровизированным алтарем, на лагерной площади, казачьи священники, в полном облачении, с иконами в руках, начали литургию. Многотысячная толпа подхватила пение. Святая православная вера спасла их предков от мрака татаро-монгольского ига, и кто знает – может, Бог и на сей, раз не бросит в беде своих верных детей?
Ольга Ротова стояла в толпе, поддерживая больную жену (быть может, уже вдову) полковника, уехавшего на "конференцию" в Шпиттале. Всей душой отдаваясь пению, она все же краем уха прислушивалась, ожидая вот-вот услышать совсем другой звук. И действительно, вскоре до нее донесся шум машины – в лагерь въехал майор Дэвис на своем джипе. Около него сидел подхорунжий Кузьма Полунин (без всяких оснований Дэвис рассчитывал на его помощь в погрузке казаков).
Дэвис приехал в 7:15. Он сразу понял обстановку. На площади перед бараками стояло около 4 тысяч человек, и ехать они явно никуда не собирались. Солдаты, соскочив с грузовиков, стали позади Дэвиса, который несколько минут наблюдал за службой, надеясь, вероятно, что она вот-вот закончится. Затем он приказал своему переводчику, молодому офицеру из дивизионного штаба, сообщить через микрофон, что казакам дается десять минут на окончание службы. Десять минут прошли – он дал еще пять. Тысячи казаков, побледнев от волнения, следили за каждым его движением, но пение продолжалось.