Эмери достала папку, открыла ее, и у нее отпала челюсть.
– Мел! – воскликнула она.
Я торопливо поправляла блузки, чтобы у няни Эг не возникло подозрений.
– Что?
– Моего iPod-а тут нет!
Я посмотрела на кровать, куда села Эмери. Она листала какую-то тетрадь. В глазах отражался ужас.
– Что там? В чем дело?
– Тут все… про нас! – Эмери потрясла тетрадью. – Обо всем, что мы делаем или делали когда-то! О том, сколько стаканов папа опрокидывает за вечер! Где мама прячет «викодин»! И почему Аллегру исключали из школ! – Она отложила первую тетрадь и взяла вторую. – А здесь… О боже! Китти Блейк! Я же с ней училась! Я и подумать не могла, что она… Батюшки! Так вот почему она общалась лишь со своим пони!
– Что?
Я перелезла через кровать и заглянула в раскрытую папку.
Там хранилась целая пачка фотографий, сделанных в дни рождения в «Макдоналдсе», снимки детей в уродливых маскарадных костюмах, распечатки электронных писем, компьютерные диски с разнообразными надписями типа «детский наблюдатель». Словом, масса всего такого, что при определенном стечении обстоятельств может сыграть роль важных улик.
Я ахнула.
– Подлая дрянь! Судя по всему, она годами собирала компромат! Многих из этих людей я тоже прекрасно знаю!
Эмери взглянула на меня, бледная от ужаса.
– Не исключено, что мы же и рекомендовали им няньку.
Я бегло просмотрела тетради.
– Но когда она успела поработать на всех, кто тут есть?..
Мне на глаза попалась фотография Годрика Понсонби и его сестры Элтред. Потом – Бобси Паркин с пластинками для исправления зубов, из-за которых она походила на точилку для карандашей.
Бобси никогда в жизни не упоминала при мне имени няни Эг, хотя большинство девочек, с которыми я училась в школе, так любили своих нянь, что поддерживали с ними отношения, даже став взрослыми.
Ничего не понимая, я принялась тщательнее исследовать содержимое папки и выяснила из писем, что у няни Эг была настоящая сеть нянь– информаторов, причем по всей стране.
Господи! Я понятия не имела о том, что у отца Бобси был незаконнорожденный ребенок в ЮАР. Сама она, разумеется, об этом помалкивала.
– Мел, ты только взгляни! – на выдохе произнесла Эмери, показывая мне пачку бумажных листков. – Она все записывает! «Эмери склонна к пассивно-агрессивным состояниям. Я даю ей…»
Ее голос резко стих, когда хлопнула парадная дверь и папа заорал:
– Всего лишь одну, маленькую! И потом, он уже достаточно подрос, слышишь, ты, фашистка! Старая перечница!
Мы застыли, окруженные вещественными доказательства ми.
– Вернулась,– выдохнула Эмери. – Что делать?