– Годрик, пожалуйста, не…
– Ты об этой толстой суке? – выпалил собачник.
Тут Годрик врезал ему кулаком по челюсти, и собачник зашатался.
Толпа ахнула. Услышав щелчки фотокамеры, я рванула к Дуайту сказать, что минута отнюдь не самая подходящая, и увидела, что снимает не только он. Откуда ни возьмись появился второй фотограф. Они с Дуайтом пихали друг друга локтями, борясь за лучшее место, с которого сцепившиеся Годрик и собачник смотрелись особенно эффектно.
О господи! Какой кошмар! У меня в голове промелькнула вереница страшных мыслей: Годри– ку покалечат знаменитое лицо. На Годрика подадут в суд. Пейдж возбудит иск против меня…
Я попыталась вспомнить, как вели себя в подобных случаях знаменитости. На ум пришел лишь скандал Шона Пенна с журналистами – Мадонна надела тогда на голову сумку. Нам этот трюк вряд ли бы помог. Схватив первое, на что упал взгляд, – собачью миску с водой, – я бросила ее в парочку фотографов, чтобы те с испугу прекратили снимать. Потом подскочила к ним, прижала руки к объективам камер и закричала что есть мочи, переключая на себя всеобщее внимание:
– Эй! Смотрите! Собаки сбегают!
Вообще-то так оно и было. Первым метнулся
в сторону спаниель, Храбрец последовал за ним. Собачник не без труда поднялся на ноги и неистово закрутил головой, глядя то на Годрика – хорошо же тот усвоил в школе правила драки, – то на убегающего победителя выставки.
Сжав кулак и ударив им по воздуху, скандалист помчался за собакой.
– Я еще вернусь! – проревел он. – Не надейтесь, что отделались так просто! Знаю я таких! Еще разберемся!
Я помогла Годрику подняться и принялась отряхивать траву с его водолазки. Сердце до сих пор испуганно колотилось, но я радовалась, что в состоянии скрывать страх. Умение владеть собой – корсет для души.
– Ты настоящий рыцарь, Годрик, но в следующий раз, когда надумаешь вступиться за даму, пожалуйста, сначала проверь, не притаились ли где папарацци. Хорошо?
– Мне нет дела, толстая ли у тебя задница, – пробормотал Годрик. – Этот скот не имел права так с тобой разговаривать. Верх нахальства! Терпеть не могу грубиянов! Недоделанный американский придурок!
Я чувствовала, что, несмотря ни на что, Годрик доволен собой. И во мне говорила гордость – особая, с привкусом средневековья. В то же время я негодовала, что он затеял драку.
Впрочем, никто прежде не защищал мою честь. Если, конечно, не считать Нельсона. А уж с помощью кулаков – ровным счетом никто.
– Вот это да! – произнес Дуайт. – Не желаете взглянуть?
Мы повернули головы. Фотограф держал в руке камеру и предлагал нам посмотреть изображения на экранчике. Лицо Годрика крупным планом: удивленное, гневное, искаженное от боли и, наконец, счастливое.