От студентки — коллеги по подполью — пришло длинное письмо, все написанное стихами танка6. Каждая строка начиналась словом «Живи!».
В мою палату часто заглядывали медсестры, весело улыбались, некоторые, уходя, крепко пожимали руку.
В больнице обнаружилось, что у меня в левом легком что-то неладно, и это оказалось мне даже на руку, потому что вскоре с заключением «попытка самоубийства» меня препроводили в полицию, где обходились со мной как с больным человеком, поместив даже в особую камеру.
Однажды глубокой ночью скучавший в комнате для дежурных пожилой полицейский приоткрыл дверь и окликнул меня:
— Эй, ты там не замерз? Давай сюда, ближе к печке.
Я вроде бы нехотя вошел в дежурку, сел на стул, прислонился к печке.
— Что, убиваешься по утопшей?
— Да, — я старался говорить как можно жалостливее.
— Понятно... Человек — он чувствует... — Полицейский уселся поудобнее. — А где ты познакомился с этой женщиной?
Он вопрошал важно, словно судья, и вообще разговаривал пренебрежительно, как с ребенком. Мне показалось, что ему просто скучно в эту осеннюю ночь и поэтому он, вообразив себя следователем, пытается выжать из меня что-нибудь непристойное. Это мне стало ясно сразу, и понадобились колоссальные усилия, чтобы подавить в себе ярость. Разумеется, я мог вообще игнорировать весь этот «допрос», но и сам видел в разговоре способ скоротать длинную ночь, а потому «давал показания», то есть нес вздор, который удовлетворил бы похотливое любопытство полицейского; при этом я старался выглядеть благопристойно, изобразить абсолютную веру в то, что именно это «расследование», произведенное именно этим полицейским, будет иметь решающее значение при определении наказания, короче говоря, я весь был — смирение и покорность.
— Так-так... В общем, все ясно... Ты учти, честные ответы дадут мне возможность помочь тебе.
— Премного вам благодарен.
Играл я вдохновенно! Впрочем, эта игра мне ничего не давала...
Когда рассвело, меня вызвали к начальнику участка и начался настоящий допрос.
— О, да ты приличный парень, на дурное не способен. Все той беды от рождения. Тут не ты, а мать, родившая тебя, виновата.
Молодой смуглый начальник полицейского участка производил впечатление интеллигентного человека, имеющего университетский диплом.
После его слов я почувствовал себя каким-то ущербным, ну, как если бы полщеки занимало родимое пятно или если б у меня был отталкивающий вид.
Допрос, который провел начальник участка (наверняка неплохой дзюдоист или фехтовальщик), как небо от земли отличался от пристрастного, дотошного допроса, учиненного пожилым полицейским.