Все время бежавший суеты мирской, я и остался один. Даже Хорики от меня отвернулся. Полная растерянность сковала меня.
— Прости, но у меня дела. — Хорики встал и начал натягивать пиджак. — Уж не обижайся.
И тут появилась гостья. Надо было видеть, как Хорики моментально преобразился, оживился.
— Как славно, что вы пришли. Как раз собирался к вам, да вот этот неожиданный визитер... Нет-нет, ничего, не беспокойтесь. Садитесь, пожалуйста.
Я поднялся, подушку, на которой сидел, перевернул на другую сторону и предложил гостье, Хорики выхватил подушку из рук, снова перевернул ее и сам подал женщине. В комнате было всего две подушки — одна для хозяина и одна для гостей.
Гостья — высокая стройная женщина — положила подушку недалеко от двери и села.
Я рассеянно прислушивался к их разговору. Это оказалась сотрудница какого-то журнала; давно еще она заказала Хорики то ли иллюстрации, то ли еще что-то и пришла за работой.
— Видите ли, нам срочно надо.
— У меня готово. Давно уже. Вот, пожалуйста.
В этот момент принесли телеграмму.
Хорики стал читать ее и радостное оживление сменилось злобой:
— Эй ты, как это понимать?
Телеграмма была от Палтуса.
— Ничего не хочу знать, немедленно отправляйся домой. Мне, конечно, надо бы проводить тебя до самых дверей твоего дома, да нет времени... Ну знаешь ли, удрать из дома и ходить мри этом с такой невинной физиономией!..
— Вы где живете? — спросила женщина.
— В Оокубо, — неожиданно для самого себя ответил я ей.
— Так наша редакция в том же районе.
Об этой женщине я узнал потом, что родом она из Коею (префектура Яманаси), ей 28 лет, живет в районе Коэндзи с пятилетней дочкой, муж умер три года назад.
Видно, нелегким было ваше детство, вы на все так обостренно реагируете... Бедненький...
...Я стал жить у нее. С утра Сидзуко уходила в редакцию, которая находилась в Синдзюку, а я оставался дома с пятилетием Сигэко. Прежде девочка играла одна в комнате дежурного администратора дома, а с тех пор как появился у них «обостренно чувствующий» дядя, с великой радостью оставалась со мной дома.
Неделю я прожил в полузабытьи. Часто подходил к окну и смотрел, как на пыльном весеннем ветру трепещет искусственный імой, повисший на электрическом столбе; от него остались одни лоскуты, но змей не падал, упорно цеплялся за столб; иногда низалось, что он согласно кивает мне, и тогда я горько ухмылялся, чувствуя, как рдеет лицо. Воздушный змей даже снился мне в кошмарах.
— Нужны деньги — как-то сказал я Сидзуко.
— Сколько?
— Много... Говорят, конец деньгам — конец дружбе. Это правда.