Поймав на себе недоумевающий взгляд отца Сильвестра, режиссер объяснил ему суть намечаемой операции по дактилоскопированию всех мужчин Варжовцов. Тот гладил бороду, слушая Марка Казимировича, а потом произнес:
– Все, что делается, делается к вящей славе господней.
– Поэтому я прошу вас, отец, выступите перед жителями города с обращением, поддержите эту акцию своим словом.
– Конечно, – тотчас согласился священник. – После того как… как будет погребена девочка, я сделаю все, чтобы помочь этому богоугодному делу.
– Да, и еще, – вспомнил что-то режиссер. – Я первый сдам отпечатки, это снимут и запустят как ролик по местному ТВ. Надо, чтобы так же поступили и все именитые варжовчане. Ты, – он указал на Пороха, – мэр, ваш бомонд. И уж не обессудьте, отец, и вы тоже.
– Перед богом все равны, – ответил тот, продолжая гладить бороду. – Я такой же гражданин страны, как и все, и законы на меня, что человечьи, что небесные, распространяются в равной степени. Я понимаю, чтобы подтолкнуть людей к сдаче отпечатков, нужен личный пример. Именно личный пример нашего спасителя Иисуса Христа, который умер за веру и всех нас, подтолкнул первых христиан не поддаваться язычникам и с честью принять мученическую смерть, не отрекаясь от господа.
– Отец Сильвестр, вы гений! Вам нужно быть митрополитом или архиепископом! – закричал Михасевич. – Так и скажете в обращении к жителям города, они пойдут за своим пастырем!
Спустя некоторое время все разошлись. Михасевич отправился улаживать дела с предстоящим поголовным сбором отпечатков, священник ушел отпевать убитую девочку, а Порох поехал в штаб, чтобы руководить расследованием. В доме остались я и Дана Хейли с переводчиком.
Я разговорилась с американкой: выяснилось, что ее дед и бабка – герцословацкого происхождения.
– Я надеюсь, госпожа Гиппиус, – сказала Дана, – что мистер Михасевич передумает и разрешит мне как можно скорее осмотреть вещи, которые были у него и его супруги в Лос-Анджелесе. Пока я не удостоверюсь, что этот след ложный, я не могу уехать из Варжовцов. А у меня так много дел, процесс всего через неделю с небольшим…
Я пообещала прокурорше поговорить с Марком и убедить его оказать американскому правосудию посильную помощь. Я знала, что Михасевич умеет быть ужасно упрямым, и посоветовала Дане не отчаиваться.
Режиссер деловито разговаривал по телефону. Он чем-то походил на себя прежнего. Я поняла: ему, чтобы не сойти с ума, нужно развить бурную деятельность.
– Я договорился, – сказал он, увидев меня. – Деньги, доллары, банкноты по десять долларов, уже везут. Тринадцать тысяч штук. Прибудут из Экареста на спецвертолете примерно через три часа. – Он снова взял трубку, набрал номер: – Телевидение? Михасевич. Как у вас подготовка? Прекрасно, буду через двадцать минут. Все на мази, – сказал он, словно улаживал рутину перед съемками. – Еду теперь в студию, сделаю запись. Я первым в эфире, перед всеми жителями, сдам отпечатки. Чувствую, что у нас должно получиться…