Но весть нехорошую, весть горемычную
На утро герою стая птиц принесла:
Нету жены дома, нету красавицы,
На утро не вышла мир собой освещать.
О-танн-данн!
Ирлик-хон, злое создание, прекрасную деву украл!
Иначе и быть не могло бы, не выносит он чужого счастья!
Ирлик-хон, злое создание, однако, Унчруху сказал:
Истинно это не я взял жену твою, отправилась она тебя спасать!
После того, как Унчруху так плюнули в лицо — чтобы слабая женщина мужа защищала, да это неслыханная обида! — подрались они, как говорится, не на жизнь, а на смерть.
Как уж бились они, небо и земля сливались,
Как уж бились они, море поворачивалось,
Как уж бились они, прекрасные деревья с корнем падали,
Как уж бились они, реки морями разливались!
О-танн-данн!
Как уж бились они, горы тряслись и рушились,
Как уж бились они, чёрный туман тянулся,
Как уж бились они, кровавый дождь моросил,
Как уж бились они, зловонным ветром дуло!
О-танн-данн!
Как уж бились они, горячим и холодным ветром дуло,
Как уж бились они, воды морей кипели,
Как уж бились они, гольп размывался-рушился,
Как уж бились они, громовая птица расправила крылья!
О-танн-данн!
Внезапно у меня в кармане пиликает мобильник Азамата. Я вынимаю его, чтобы заткнуть, но в последний момент осознаю, что на экране муданжским по белому написано «отец». Вытаращив глаза, я тереблю Азамата и показываю ему сие фантастическое явление природы. Азамат сначала не врубается, потом вдруг осознаёт, переводит на меня встревоженный взгляд, и всё-таки жмёт на приём. я не слышу, что там в трубке, тем более, что Азамат прикрывает её ладонью, чтобы не мешать остальным слушать эпос. Проходит несколько секунд. Потом наконец Азамат раскрывает губы и отчётливо произносит:
— Ты меня с кем-то перепутал.
И кладёт трубку. И так и сидит, бессмысленно уставившись на телефон.
— Чего он хотел? — шепчу, беря мужа за руку.
— Поздравить, — бесцветно говорит Азамат.
— И?..
Азамат вздыхает, отворачивает от телефона и неохотно возвращается в реальность.
— Он решил сделать вид, что ничего не было.
К нам подсаживается Алтонгирел. Унгуц и наш духовник тоже заметили оживление и склонились поближе.
— Что стряслось? — спрашивает Унгуц.
— Отец звонил, — быстро поясняет Азамат. — Он готов забыть об отречении.
— Забыть? — моргает Унгуц. — Ты хочешь сказать, отменить его?
— Нет. Он просто стал так со мной говорить, как будто ничего не случилось.
— И что ты? — допытывается Алтонгирел.
— Я сказал, что он меня с кем-то перепутал.
— Ты что! — шипит Алтоша. — Он теперь опять надуется! Надо было с ним помириться, ты же не думаешь всерьёз, что он станет просить прощения?!