Приходится объяснять Эцагану, каким местом моя мама имеет отношение к этой истории. Вообще, я ей тогда в пылу мести так размашисто пообещала всё объяснить, хотя на самом деле не имела ни малейшего желания это делать. Она бы стала долго возмущаться и призывать меня к действиям, которых я совершать не могу и не хочу, потому что это может задеть чувства Азамата. А объяснять про чувства маме тем более не стоит, потому что она считает, что у мужиков их нет, а если есть, то это размазня, а не мужик. Впрочем, она вообще противоположный пол не жалует. Так что пришлось выдать ей скорректированную версию, что, дескать, встретила тут того дядю, который меня от джингошей защищал, а он меня не узнал, так что и понадобились бормол в качестве доказательства. В общем, ни разу не соврала, и на том спасибо.
Орива является через полчаса, а следом за ней собственно наша наставница. Я не была уверена, спокойно ли она отнесётся к присутствию Эцагана — тётка-то она разумная, но мало ли… Однако её внимание в первую очередь привлекли гобелены на стенах — те самые, что в первый вечер привёз Арон.
— Боги, старьё-то какое! Да разве ж в такие стены можно приличных людей пускать? А ещё богатый дом! Куда ж ты, хозяйка, смотришь?
Я пытаюсь что-то возразить, дескать, откуда мне знать, как эти гобелены выглядеть должны, если я ни в одном жилом доме тут не была? И вообще, это временная мера…
— Так, ясно, вот с гобеленов и начнём, — прерывает меня эта бурная женщина. — Ты вот, парниша, давай-ка быстренько рамки нам сделай, деревяшки-то в хозяйстве найдутся?
Мы с Эцаганом вламываемся в Азаматову мастерскую и откапываем там несколько деревянных брусьев, из которых он быстро и ловко сооружает четыре больших рамки с надпилами по двум сторонам, как зубья расчёски.
Когда мы спускаемся, дамы внизу уже распотрошили мои и Эцагановы запасы материалов и нашли там подходящие нитки.
— Ну вот, — говорит наша наставница. — Теперь натягиваем основу…
— Погодите, — говорю. — Может, мы как-нибудь друг другу представимся? А то мне очень неудобно, что я не знаю, как к вам обращаться…
— А чего неудобно? Давно бы уж выдумала, как меня называть. Ну, если воображения не хватает, зови меня Орешница, так меня на рынке кличут. Кудряша я знаю, тебя саму все зовут Белая, остаётся только этой девочке кличку надо придумать.
— Есть у меня кличка, — тут же отзывается Орива. — На островах меня Задирой кличут, за то, что в детстве дралась много… — добавляет она чуток сконфуженно.
Орешница смеётся, Эцаган демонстративно отсаживается подальше, старательно изображая на лице испуг. Урок продолжается.