Я узнавал и других — я видел их на баркасе, в кубрике или возле орудий. Но я возле них не задерживался; не задерживался я и ради тех, кто звал меня. В душе моей вновь ожила надежда исполнить поручение, данное мне отцом. Она всё больше и больше завладевала мной. И невзирая на трупы и смрад, на крики раненых и умирающих, во мне крепло стремление выжить — выжить не для себя, ибо моя жизнь была так ничтожна, но для Ирландии.
Последним, кого я увидел, плывя прочь от этого страшного места, был англичанин. Он плыл на спине свободно, вольно, волосы его шевелились, словно водоросли, мёртвые глаза были закрыты, и, как ни странно, он улыбался; и я подумал о его жене и ребёнке, которые ждали его на дороге к Лукану. Но живые должны думать о живых, а не о мёртвых, и я оттолкнул его в сторону, ибо он лёг между мною и Брейским мысом. А за мысом был «Чёрный боров», где, если мне повезёт, меня, возможно, ещё ждала Майя. Я плыл быстро — по морю рыскал французский баркас, искавший оставшихся в живых, и до меня доносились их крики и отклики англичан.
Подгоняемый этой новой угрозой, я поплыл быстрее и вдруг вскрикнул от боли, пронзившей левое плечо. Повернувшись на левый бок, я кое-как продвигался вперёд, стремясь уйти подальше от французских спасателей: они славились своим великодушием и никогда не оставляли людей с разбитых ими судов на произвол судьбы.
Передо мной, подгоняемые приливом, колыхались какие-то доски, я ухватился за одну из них, чтобы перевести дыхание, и устало заработал ногами, направляя её к берегу. Вдали, за вздымавшимися волнами, виднелся песчаный берег Брея; солнце яростно палило. Оглянувшись назад, я увидел, что французский фрегат изменил курс, повернув в открытое море, и вздохнул с облегчением. Я совсем обессилел и, держась из последних сил за доску, отдался на волю прилива. Берег всё приближался. Солнце стояло в зените, когда я почувствовал дно у себя под ногами. Я споткнулся и упал в волны, высоко вздымавшие седые гребни; они выбросили меня и закрутившийся колесом шпигат на покрытый галькой берег.
Позже, уйдя подальше в дюны, я сжал в руке медальон со Святым Кристофером и вспомнил Кэтлин Лихейн.
В тот день не меня одного волны выбросили на берег в окрестностях Брея; говорили, что выброшенных были десятки, и среди них было немало живых. Но и мёртвых выбросило море, а многих французы взяли в плен, и среди них был, как я слышал позже, капитан Симмонз.
Я долго лежал в дюнах без сил, а потом кое-как поднялся и побрёл по берегу к Брею. Помню, я тут же упал, а потом поднялся и снова упал. Сквозь боль и усталость билась одна мысль: Письмо.