— Да. А в чём, собственно говоря, дело? — насторожился тот.
Пришлось, притупляя его бдительность, выдать версию о пропавших без вести знакомых. Раскрывать все карты пока не хотелось.
— Понятия не имею, где они, — покачал он головой, когда Олег назвал первые подвернувшиеся имена. — Они уехали после меня, а вот куда не знаю. Я вообще мало с кем из эмигрантов общаюсь. Они ваши близкие друзья?
— Не совсем, — увернулся Олег и быстро переключил его внимание на выставку. — Великолепная коллекция. Никак не предполагал, что Джим Грэйли умудрится вывести такое количество работ, да ещё каких работ.
— Да, губа у него не дура, — согласился Григорий, — скупил лучшее. И слава богу, по крайней мере всё это сохранилось.
— Он, должно быть, уже глубокий старик.
— Да нет, ему лет семьдесят пять. По нынешним понятиям далеко ещё не глубокий старик. Да вы бы на него посмотрели. Подвижен, моложав. Вы с ним знакомы?
— Когда-то встречал в Москве, — не стал объяснять Олег и, оттягивая момент, спросил: — Не тяжело вам после России жить в такой жаре?
— Привык, уже давно в Техасе. Мы с женой осели в Остоне.
— Давно женаты? — вырвалось у Олега.
— Давно, — не уточнил тот.
— Вместе выехали?
Хотя брак и судьба этого человека мало его интересовали и не имели уже никакого отношения к маме, отчего-то кольнуло, что у того мирная, налаженная жизнь, семья, а мамы, кому он трепетно, не побоявшись оповестить о своей любви весь мир, посвятил портрет, нет в живых. «Вряд ли он вообще о ней помнит», — заключил он.
— Выехал я один, — ответил Григорий. — Вначале жил в Филадельфии, там у меня были родственники, там же и женился. Жена моя — американка. А как давно вы здесь?
— Почти шестнадцать лет.
— Приехали один или с семьёй?
— С женой и маленькой дочкой.
— Насколько я понял, вы тоже из Москвы?
— Да, — сказал Олег, досадуя на себя за то, что не решается спросить напрямик о маме, а перебрасывается вместо этого пустыми фразами.
— В России часто бываете? — спросил Гриша. По его глазам, повторявшим сонным выражением полудремотное состояние города, было ясно, что он продолжает беседу из чистой вежливости.
— Ни разу с тех пор не был, — сказал Олег. — Похоронил маму и через несколько лет уехал.
— Печально, очень сочувствую, — сделал тот скорбное лицо. — А меня вот постоянно туда тянет. Каждый год туда езжу. Хотя Россия уже не та… Мы все так мечтали о свободе, а вот теперь тоскуем по той, старой России.
— Не думаю, чтоб все тосковали, — возразил Олег, но не стал развивать эту тему. Не хотелось рассуждать о безвозвратном прошлом, стоя перед маминым портретом, наблюдавшим за ними неправдоподобно живыми глазами. «Художник он, бесспорно, хороший», — мысленно похвалил Олег.