Петрашевский кашлянул.
— Нашему коллеге, Ивану Васильевичу Суровцеву, — сказал он, — минувшей ночью удалось сделать важное научное открытие. Думаю, оно будет иметь далеко идущие последствия и заставит нас заново пересмотреть всю систему подготовки белковых…
Взгляды обратились к Суровцеву.
— Суть дела в двух словах такова, — начал Иван. — Белковая клетка не может постоянно пребывать в напряжении. Она нуждается в периодах расслабления. Клетки, конечно, бывают разных типов. Самые, пожалуй, прочные и выносливые — те, которые мы синтезируем для Тобора. Но это едва не сыграло с нами злую шутку: мы ведь считали, что практически нет предела выносливости Тобора. И сравнивали его в этом смысле с машиной… Ну, а дело оказалось гораздо тоньше. Я заново пересчитал энергетический баланс клетки Тобора. И оказалось, что после определенного порога — правда, довольно высокого, — в клетке должно образовываться вещество, аналогичное молочным кислотам. Оно и вызывает то состояние, которое мы зовем усталостью…
— Усталостью? — переспросил Коновницын: ему показалось, что он ослышался.
— Именно усталостью, Сергей Сергеевич, — подтвердил Суровцев. — Этим явлением и объясняется вчерашняя вялость нашего воспитанника.
— Вот оно что… — протянул Коновницын. — Выходит, за ночь Тобор просто-напросто…
— Успел отдохнуть, — докончил Суровцев. — В отличие от меня, — добавил он, улыбнувшись.
Петрашевский уточнил:
— Белковая система пришла в норму.
На Суровцева посыпались вопросы.
— Какое время необходимо Тобору для того, чтобы прийти в обычное состояние? — деловито спросил один из инженеров испытательного полигона.
— Я прикинул ночью на калькуляторе, — сказал Иван. — Это был сложный расчет — параметров несколько тысяч, сами понимаете… Мы его в институте еще уточнять будем. Но примерный период полного отдыха для Тобора — шесть часов.
— Почти как у человека…
— Все это любопытно, — сказал Коновницын. — Но в таком случае у меня к вам вопрос, Аким Ксенофонтович.
— Слушаю.
— Нужен ли был генеральный прогон, который вы устроили Тобору накануне решающих испытаний?
— Вопрос в яблочко, — опустил голову Петрашевский. — Теперь-то нам ясно, что прогон был ошибкой. Мы перегрузили Тобора. Или, если пользоваться терминологией Ивана Васильевича, переутомили его.
— В результате испытания едва не сорвались, — сказал Коновницын.
— А Тобор чуть-чуть не погиб, — добавил кто-то из членов Государственной комиссии.
Некоторое время все молча смотрели на стремительного Тобора, за которым едва поспевала камера автоматического слежения.
— Нет, прогон не был ошибкой! — прорезал тишину чуть охрипший от волнения голос альпиниста.