Искатель, 1977 № 01 (Абрамов, Михановский) - страница 25

Он повернулся на спину и увидел низкие клубящиеся тучи и единственный пронзительный луч снова пробившегося к земле солнца.

Луч протянулся к нему, сержанту Петухову, как рука друга, как надежда, как доброе предзнаменование.

Сержант вздрогнул. Над просекой взметнулась зеленая ракета, за ней вторая.

«Это же наши! — задохнулся в нахлынувшем восторге Петухов. — Это же Варюхин с ребятами!»

От просеки донеслась пулеметная скороговорка, и сержант узнал ротный «дегтярь», который он своими руками перебирал за сутки до выхода в поиск. Петухов перевернулся на живот и осторожно выглянул.

В лесу за домом что-то коротко ухнуло. И серия фосфорных мин легла правее позиции Петухова, у самой кромки поля.

Мины разрывались с характерным хлопком, разбрасывая вокруг белесоватые куски фосфора, самовоспламеняющегося в воздухе и горевшего ярким белым пламенем.

Сержант вдруг почувствовал, как жарко стало спине. Жар становился нестерпимым, словно тело прожигали раскаленным углем. Один из кусочков горящего фосфора упал на комбинезон разведчика и прожег его, как тонкую бумагу.

Петухов приподнялся, хотел сбросить комбинезон — так нестерпима была боль, — внезапно ощутил резкий тупой удар в грудь и запрокинулся на спину, все еще не веря, что это пуля.

* * *

Петухов лежал на разостланной плащ-палатке. Старшина непослушными пальцами рвал индивидуальный пакет. Еще слышались выстрелы, но где-то далеко. Здесь же было тихо, остро пахло хвоей. Тасманов склонился к раненому.

— Гриша… Куда тебя?

— В сердце, кажись…

Едва читаемая улыбка тронула немеющие губы Петухова.

— Вырвались, Андрюша… И шкоды понаделали гансам.

Сержант вздрогнул, заторопился:

— Парабеллум мой Тихону… Себе возьми бритву… на память. Все… отвернись… Умирать буду.

Он замер, плотно стиснув зубы, удерживая стон, и вдруг широко открыл глаза.

— Детишки… все целы? — шепот был чуть слышным.

— Все… — глухо ответил Тасманов.

— Скажи им… пусть помнят… Сержанта Петухова… пусть помнят…

Сергей АБРАМОВ

ВРЕМЯ ЕГО УЧЕНИКОВ


Рисунки П. ПАВЛИНОВА

1

Почему Старков так любил осень? Этот промокший насквозь лес, растерявший за лето все привычные свои звуки, кроме сонного шуршания дождя? Эту хлюпающую под ногами кашу, холодную кашицу из мокрой земли и желтых осенних листьев? Это низкое тяжелое небо, нависшее над деревней, как набухший от воды полог походной палатки?

Пушкинская осень — желтое, багряное, синее, буйное и радостное, спелое, налитое… А Старков почему-то любил серый цвет, карандашную штриховку предпочитал акварели и маслу. Раф спросил его как-то:

— Почему все-таки октябрь?