Он повернулся на спину и увидел низкие клубящиеся тучи и единственный пронзительный луч снова пробившегося к земле солнца.
Луч протянулся к нему, сержанту Петухову, как рука друга, как надежда, как доброе предзнаменование.
Сержант вздрогнул. Над просекой взметнулась зеленая ракета, за ней вторая.
«Это же наши! — задохнулся в нахлынувшем восторге Петухов. — Это же Варюхин с ребятами!»
От просеки донеслась пулеметная скороговорка, и сержант узнал ротный «дегтярь», который он своими руками перебирал за сутки до выхода в поиск. Петухов перевернулся на живот и осторожно выглянул.
В лесу за домом что-то коротко ухнуло. И серия фосфорных мин легла правее позиции Петухова, у самой кромки поля.
Мины разрывались с характерным хлопком, разбрасывая вокруг белесоватые куски фосфора, самовоспламеняющегося в воздухе и горевшего ярким белым пламенем.
Сержант вдруг почувствовал, как жарко стало спине. Жар становился нестерпимым, словно тело прожигали раскаленным углем. Один из кусочков горящего фосфора упал на комбинезон разведчика и прожег его, как тонкую бумагу.
Петухов приподнялся, хотел сбросить комбинезон — так нестерпима была боль, — внезапно ощутил резкий тупой удар в грудь и запрокинулся на спину, все еще не веря, что это пуля.
* * *
Петухов лежал на разостланной плащ-палатке. Старшина непослушными пальцами рвал индивидуальный пакет. Еще слышались выстрелы, но где-то далеко. Здесь же было тихо, остро пахло хвоей. Тасманов склонился к раненому.
— Гриша… Куда тебя?
— В сердце, кажись…
Едва читаемая улыбка тронула немеющие губы Петухова.
— Вырвались, Андрюша… И шкоды понаделали гансам.
Сержант вздрогнул, заторопился:
— Парабеллум мой Тихону… Себе возьми бритву… на память. Все… отвернись… Умирать буду.
Он замер, плотно стиснув зубы, удерживая стон, и вдруг широко открыл глаза.
— Детишки… все целы? — шепот был чуть слышным.
— Все… — глухо ответил Тасманов.
— Скажи им… пусть помнят… Сержанта Петухова… пусть помнят…