— Знаю.
— Порой нам приходилось несладко, очень несладко, — продолжал он. — Бывало и так, что оказывались на краю гибели. Что поделаешь, без этого нет профессии скалолаза.
— Я каждый раз самым внимательным образом знакомился с вашими отчетами, Костя, и помню их. Они, между прочим, немало помогли нашим воспитателям и инженерам, в них много ценных наблюдений над природой белкового. Но что же дальше? — спросил он, видя, что альпинист замешкался.
— Так вот, каждый раз в подобной сложной ситуации Тобор неизменно проявлял… ну, бесстрашие, что ли, если говорить нашим, человеческим языком. Полное отсутствие трусости.
— Инстинкта самосохранения, — машинально поправил Аким Ксенофонтович, с возрастающим вниманием прислушиваясь к сбивчивому шепоту Кости. — Этот инстинкт у него есть, конечно, но только в необходимых пределах. Иначе Тобор погиб бы в первом же серьезном испытании.
— Пусть будет инстинкт самосохранения, — торопливо согласился альпинист. — Дело не в терминах, в существе… Тобор, когда нужно было, ни мгновения не раздумывая, бесстрашно прыгал через каньоны, смело спускался в пропасти, на пики поднимался, да какие!.. Да и мне, сами знаете, жизнь однажды спас с риском для собственной… А теперь вот… Я не умею точно сказать, я не ученый… — Он кивнул на табло времени, на котором число штрафных очков продолжало расти, и выпалил: — Может, это у Тобора трусость вдруг прорезалась?
— Трусость? — переспросил Петрашевский.
— Ну да. Боязнь погибнуть. Может, испугался вдруг? Совершенствуется же!..
— Нет, это не трусость, Костя, — после продолжительной паузы задумчиво произнес Аким Ксенофонтович, покачав головой. — Я и сам успел подумать об этом, когда Тобор преодолевал метеоритную полосу. Не трусость, не осторожность, не боязнь, не инстинкт самосохранения… Тут что-то другое.
— Так что же?
Петрашевский развел руками.
— Ума не приложу, — признался он. — Ничего подобного с Тобором прежде не бывало. Ведь перед самым экзаменом Тобору устроили генеральный прогон всего испытательного цикла. И он прошел его, батенька мой, великолепно.
— Знаю, Тобор более чем на четыре часа опередил расчетное время.
Некоторое время оба молчали, глядя на экран.
— А знаете, Константин Дмитриевич, из вас мог бы получиться неплохой ученый, — неожиданно оживился Петрашевский.
— Ну, что вы, Акс… Аким Ксенофонтович, — быстро поправился альпинист.
— Серьезно. Я начал давно присматриваться к вам. Еще три года назад, когда мы пригласили вас, чтобы выработать у Тобора технику скалолазания. Вы очень проницательный молодой человек. У вас, батенька, аналитический склад ума, а это не так часто встречается…