— Николай Флегонтыч, не надо! — умоляюще возопил Мохов. — Еще бросятся…
— Егорыч, все помрем когда-нибудь… — откликнулся купец, не шевелясь и не оборачиваясь.
Громыхнул револьвер, выбросив густую струю дыма. Послышался короткий жалобный визг, один зверь свалился, как подкошенный и замер без движения. Остальные самую чуточку подались назад — на полшага, не более — и вновь замерли живой стеной, зло посверкивая глазами, перегородив дорогу от кромки до кромки (крайние справа и слева даже стояли в сугробах).
— Точно, меж глаз, — сказал Самолетов удовлетворенно. — И никакой тебе нечисти, волки как волки, от пули дохнут очень даже свободно. Сколько ж их тут сгуртовалось, прямо-таки со всей губернии… Сами по себе они в такие толпы отроду не сбивались. Там сотня, а то и больше… Знаю я, кто нам пакостит, тут и гадать нечего…
— Если бросятся… — прохрипел Мохов, — не совладаем…
— Не умирай прежде смерти… — звенящим от напряжения голосом откликнулся Самолетов. — Я так рассуждаю, захоти он нас волками затравить, раньше бы додумался. Волков по всему тракту несчитано, долго ли их собрать, если умеючи…
…Профессор фон Вейде не спеша перебирал предметы, по одному вынимая их из мешка. Подносил под свет фонаря, вертел, приближал к глазам, едва не касаясь ястребиным носом. Поручик с Самолетовым терпеливо ждали.
Снаружи уже рассвело. Слышно было, как перекликаются ближайшие ямщики. Не зря говорится, что утро вечера мудренее, — ко всеобщей радости, оказалось, что на сей раз не пострадали ни один человек и ни одна лошадь, все здоровехоньки. По этому поводу царило нешуточное воодушевление — можно было предполагать, что загадочная тварь наконец отвязалась, отстала. Волки исчезли с рассветом, так и не сделав попыток наброситься, просто-напросто в один прекрасный миг вдруг стали пятиться, их стая таяла, как кучка снега под солнцем весенним, а там и не осталось ни одного. По предположению Самолетова, все это было устроено исключительно затем, чтобы воспрепятствовать горсточке беглецов покинуть обоз. Правда, если это предположение верное, это означало, что тварь по-прежнему не оставляет обоз вниманием, разве что держится в сторонке и не лезет на глаза…
— Что вам сказать, молодые люди… — немец сложил в мешок последние осмотренные вещи. — Предназначение некоторых никак нельзя угадать, но так случается сплошь и рядом… Но достаточно изделий, давно и хорошо известных современной исторической науке, а потому можно без труда определить их принадлежность. Мы имеем дело с археологическими древностями, принадлежащими так называемой бугарской культуре — именно под таким термином она выступает в обиходе.