Тело Штольца было хроникой боли. Ссадины, ожоги, порезы… и каждый — веха на пути разрушения. Не воли самого Штольца, нет; его собственный страх скомкал ее практически сразу.
То была хроника эрозии. Эрозии Джека.
Чем больше вопросов он задавал, тем яснее ему становилось, что Штольц не лжет.
Но он не прекратил пытки.
Джек сказал себе, что это необходимо — ему нужно быть абсолютно уверенным. Все это могло оказаться игрой гениального актера. Всего одна ложь, и он попадет в западню, а его секрет станет известен Стае.
Но тело Штольца поведало иную историю.
Джек помнил каждую ступень, значение каждой раны. Это был пейзаж потерь, разрушенная крепость тайн, которую он взял приступом. Он помнил свои ощущения на каждом этапе… и то, как в определенный момент перестал чувствовать вину.
Он все еще щелкал затвором фотоаппарата, когда в подвал спустилась Никки.
— Ты собираешься что? — переспросила Никки.
Джек изучал режущую кромку диска пилы.
— Собираюсь отправить Гурману мозг Штольца.
— Гурману? На хрен тебе Гурман? Давай нажмем на этого треклятого Патрона!
Никки вышагивала взад-вперед по пыточной камере. Тело Дорожного Патруля с распухшим, багровым лицом все еще было привязано к стулу.
— Я пока не придумал, как до него добраться, — сказал Джек. — У Гурмана крайне специфические вкусы. Он не упустит шанса проглотить мозги Следователя.
— Джек, я начинаю подозревать, что мозги Следователя уже кто-то проглотил. Ты хотел размяться с этим неудачником… — сказала она, указывая на привязанный к стулу труп, — …отлично, я могу это понять. Но мы говорим сейчас о засранце, убившем твою семью!
— Да, — тихо ответил Джек. — И теперь я убиваю тех, кто близок ему…
Замерев, Никки с недоверием уставилась на него.
— Так вот чем ты занят, да? Ты воображаешь, что уничтожение Стаи заставит Патрона страдать? Это полная чушь, Джек, и ты сам это знаешь. Для начала, счастливое-семейство-серийных-убийц было манией Джинна-Икс, а он уже отправился на Грандиозный Концерт Курта Кобейна на небесах. Во-вторых… Господи боже, Джек, Патрон плевать хотел на всех и каждого. Он шелестит оторванными частями тел, как писатели — исписанными страницами. Он самый больной долбаный монстр из всех, на кого мы только натыкались… и мне уже начинает казаться, что в нем больше отваги, чем в тебе.
— Это не конкурс на лучшую песню. Это процесс уничтожения.
— Даже слышать не хочу, Джек. Может, когда мы вдвоем гонялись за ними и убивали по одному, это и было правдой. Но теперь они знают. Черт побери, они уже пытались расправиться с тобой…
— И теперь думают, что им это удалось. — Джек начал отворачивать зажим, крепивший лезвие пилы. — Но мы их перехитрили. Победа за нами, а их ряды редеют.