Минуты казались бесконечными...
Неожиданно раздавшийся звонок в дверь в наступившей тишине показался журналистке необычайно громким и резким. Герасин подошел к двери, щелкнул замком и впустил невидимых Анжелике гостей. Сколько их было — двое или трое — понять было сложно, но то, что визитер пришел не один, не вызывало сомнений.
— Ты один? — спросил глухой мужской бас.
— Один, — соврал зачем-то Глеб. — Что случилось, Володя?
— Это мой друг, — произнес тот же мужчина, видимо, указывая на пришедшего с ним. — Мы пройдем комнату?
Значит, подумала журналистка, их все-таки двое.
— Ладно, проходите. Только ненадолго. Я за день жутко вымотался и страшно хочу спать.
— Ничего, мы тебя долго не задержим, — успокоил незнакомец Глеба. — У меня к тебе всего лишь один вопрос. Но от ответа на него будет зависеть твоя дальнейшая судьба. — Голоса стали удаляться в сторону гостиной.
— Не понял, — спокойно, без тени страха, произнес хозяин квартиры. — Ты что, Вовка, рехнулся? В чем проблема?!
— А ты как будто не знаешь! — злобно процедил мужчина, оказавшийся, как догадалась Анжелика, московским коллегой Глеба. — За последнего дурака меня держишь? Как только работа завершилась, решил, что компаньоны тебе больше ни к чему? Где письмо настоятеля?!
— Там, где я его и оставил, — в берлинском архиве! — видимо, тоже начиная злиться, ответил Глеб. — Какого черта!..
— Невероятно, с какой честностью в глазах твой партнер вешает тебе лапшу на уши, — вмешался в разговор третий. От его слов у Анжелики по телу пробежали мурашки. Таким зловещим голосом в американских боевиках обычно говорят только тогда, когда произносят смертный приговор. — Мы только что вернулись оттуда! — прошипел незнакомец. — Письмо исчезло! Растворилось в воздухе! И взять его мог только ты!!!
— Как... исчезло? — заметно упавшим голосом пробормотал пораженный новостью Глеб. — Когда?!
— Хватит валять дурака! — закричал «московский коллега». — Теперь, когда я тебя раскусил, ты не получишь ни копейки, Герасин! Сейчас ты отдашь мне оригинал, встанешь передо мной на колени и поклянешься, что навсегда забыл о кладе в старом монастыре. Иначе тебе — крышка!
— Ты спятил, Белевич, — жестко ответил Глеб. — Или ты спятил, или просто у тебя не хватает мужества признаться мне в постыдном факте, что ты сам решил в одиночку завладеть кладом, а для этого придумал бредовую историю о моем предательстве. Впрочем, насчет одиночества я, похоже, ошибся... У тебя, смотрю, появился дружок, для которого убить человека все равно что раздавить таракана... Могу лишь предполагать, с кем ты связался! А знаешь, почему ты не рискнул прийти ко мне один и обвинить меня в низости? Потому что ты боишься! Ты ведь прекрасно знаешь, что я не брал из архива это письмо!