— Я — прошу?! Запомни, ты, жидовская харя, я никогда и ни у кого ничего не прошу! Я приказываю, ты понял, падла?!
— Да, да, извините... — прошептал насмерть перепуганный доктор. — Конечно, приказываете. Но... если я сделаю то, что вы мне приказываете, вирус гепатита может распространиться на всю тюрьму. Возникнет эпидемия. Тогда никого уже никуда не повезут — просто объявят карантин и пришлют врачей из города. Все старания станут бесполезными.
— Херня! — отрезал посланец мафии. — Если первым заболеет Завьялов, если ты настоишь, чтобы его незамедлительно перевели в больницу, то даже в случае эпидемии его уже не вернут обратно до окончания твоего поганого карантина. Так ведь?
— Возможно, — вынужден был согласиться Семеь Аронович. — Но как, скажите, я смогу попасть в камеру, если оба заключенных абсолютно здоровы?
— Сможешь, дружок, сможешь! Иначе я с тебя живьем шкуру спущу. Понял?!
Вместо ответа доктор опустил голову и тяжело вздохнул. Да и что он мог ответить?
Вот она и пришла, расплата за материальное благополучие последних лет.
Теперь он вынужден оплачивать вексель, самолично выписанный фортуне в тот злополучный день, когда впервые предложил Борису упаковку из двенадцати ампул морфия и получил взамен несколько шуршащих зеленых бумажек. Выхода не было.
Мысль рассказать о шантаже полковнику Карпову даже не приходила доктору в голову. Совершенно очевидно, что за махинации с наркотиками начальник тюрьмы не станет писать на него представление о награждении почетным орденом «За безупречную службу в рядах МВД».
— Я попробую сделать все, что вы... сказали, — едва шевеля губами произнес поникший и сломленный Семен Аронович. — Я зайду в камеру к Завьялову якобы для того, чтобы осмотреть его после недавней простуды... Не знаю, удастся ли мне это сделать завтра же...
— Чтобы через неделю максимум Завьялов был болен. В противном случае я гарантирую вам обоим «красивую» жизнь! Все!
Парень поднялся, презрительно потрепал доктора по щеке, гораздо сильнее, чем хватило бы для оскорбления, потом встретился взглядом с похожим на красный помидор Борисом Михайловичем, еще раз зловеще усмехнулся, швырнул окурок сигареты прямо на дорогой ковер, лежащий на полу кабинета главврача, и вышел за дверь. На некоторое время в помещении повисла гнетущая, тишина.
Первым зашевелился Борис Михайлович. Он тяжело вздохнул, удрученно покачал головой и оправдывающимся тоном сказал:
— Прости, если можешь, Сеня, но меня так сильно прижали, что просто не оставалось другого выхода. Этот подонок, что сейчас приходил, просто сопляк, шелудивый пес, который лает на того, на кого покажет хозяин. Как ты уже, наверно, сообразил, Завьяловым заинтересовались очень серьезные люди... Он им нужен на свободе! Живым! Слишком уж большими деньгами ворочал этот злодей.