— Свидетель, придерживайтесь существа вопроса, — сказала Ирина Андреевна официальным голосом.
— Я полагал, что моральный облик обвиняемого в тягчайшем преступлении и есть существо…
— Повторяю, свидетель, придерживайтесь строго существа дела, — с той же интонацией повторила Голубова.
Да, был инвалидный «Москвич», Ваня, был, все точно. И получил его Скулов без очереди, и продал за большие деньги — тоже верно: как раз за это и наложили на него партийное взыскание. Только что же ты о другом умалчиваешь, Ванечка? Вскоре после похорон Александры Петровны Аня в саду упала в клумбу головой — ты еще уехать не успел, ты был тогда, вдвоем с тобою Аню-то в дом втаскивали, а ты за доктором бегал. Вот тогда доктор и сказал, что это, мол, первый звоночек, что лечить ее надо и что лекарство для этого заграничное требуется, швейцарское, что ли. А ты ведь знаешь, сколько они стоят, заграничные эти лекарства, ты за границей больше, чем дома, живешь. Вот и пошел тогда инвалидный «Москвич» в обмен на таблетки и строгий выговор по партийной линии: что же ты об этом-то, Ваня, а?..
— Я касаюсь истории со спекуляцией автомашиной потому…
— Суд не интересует история с проданной автомашиной, поскольку вопрос этот был соответствующим образом рассмотрен и оценен. Суд настоятельно просит держаться только существа дела.
— Существо дела заключается в том, что сидящий на скамье подсудимых гражданин зверски застрелил комсомольца и будущего воина Советской армии…
— Свидетель, подобные формулировки входят исключительно в компетенцию суда, — отчеканила Ирина Андреевна, и по залу прошелестел уважительный шепот. — Отвечайте только на вопросы. Коротко и по существу. Защита?
Что-то тихо промямлил посеревший адвокат, дышавший трудно и часто. Второй защитник поспешно привстал со стула:
— Защита не имеет вопросов.
— Позвольте мне.
Прокурор поднялся, а вопрос задавать не спешил. Долго смотрел в лицо свидетелю, прежде чем спросить:
— Как прикажете понимать принципиальную разницу в ваших показаниях два дня назад и сегодня? Что послужило этому причиной?
— Конкретно? — Иван помолчал. — Моя гражданская совесть, если угодно.
— Совесть? — словно бы с участием переспросил прокурор, и по залу отчетливо прошелестел смешок. — Похвально, но очень уж расплывчато. Вы ни с кем не встречались за истекшие сутки, не беседовали, не советовались?
— Я ни с кем не встречался.
— Вы звонили в Москву?
— Я ежедневно разговариваю с женой.
— Может быть, это она посоветовала вам принципиально изменить показания?
— Нет. Я сам решил это сделать.
— Следовательно, вы не возражаете против моей формулировки, что вы принципиально изменили свои показания?