Он собирался поспать, но сон никак не приходил, а до наступления безопасной темноты было еще далеко. Время от времени ему все же удавалось задремать, и тогда Маггот видел тревожные, лихорадочные сны. Ему чудились чьи-то странные фигуры и чужие голоса, которые звали его по имени. Потом ему показалось, что чьи-то острые зубы вгрызаются в его кости и плоть, особенно — в раненую ногу, отрывая маленькие кусочки. Миллионы крошечных когтистых пальцев стучали и скребли по стенам его убежища, и Маггот снова и снова спрашивал себя, где его мать, почему она не несет ему что-нибудь поесть, почему не приходит…
Когда он открыл глаза, снаружи было темно. Моросил мелкий дождь. Какая-то небольшая мохнатая тварь с горящими красными глазами просунулась было в дупло сквозь трещину в коре, но Маггот схватил пучок стрел, чтобы прогнать ее. Когда он взмахнул ими, тварь раздвоилась и превратилась сначала в две твари, потом — в четыре. Только тут Маггот понял, что это и есть те самые порожденные болезнью звери, которые глодали его пышущую жаром плоть изнутри и снаружи, и атаковал врага с мужеством отчаяния. Удары так и сыпались, но число красноглазых тварей не уменьшалось. Звучавшие у него в голове голоса превратились в визгливую скороговорку троллей, которые дразнили Маггота и насмехались над его маленьким ростом и слабыми конечностями.
А потом все прекратилось. Красноглазые твари исчезли, стихли голоса, липкий, жаркий кошмар рассеялся, и Маггот погрузился в благодатные глубины крепкого, здорового сна.
Проснувшись, Маггот обнаружил, что сжимает в руке пучок стрел. Его длинные черные волосы были мокры от пота и липли к лицу, в горле стоял привкус плесени и прели, а все мускулы болели как после тяжелой работы. Маггот почти не отдохнул, но это его не удивило — с тех пор как он забрался в дупло, прошло совсем немного времени (хотя ему и казалось иначе), и солнце еще даже не успело закатиться. Не сразу он сообразил, что это утреннее солнце, что наступил новый день, и он провалялся в беспамятстве как минимум сутки.
Но лихорадка оставила его. Кризис миновал, и Маггот чувствовал себя почти здоровым, хотя и сильно ослабевшим. Выбравшись из дупла, он спустился к реке и напился, а заодно и вымылся, не забывая, впрочем, прислушиваться и поглядывать по сторонам. Снова выбравшись на берег, Маггот занялся своей раной. Кожа вокруг нее покраснела, нога опухла, а из-под засохшей корочки сочился гной. Скрипя зубами от боли, Маггот как мог вычистил рану при помощи наконечника стрелы и снова промыл водой.