Уже целым кортежем мы отправились в среднюю школу № 8, где я учился. Благо, она всего в нескольких сотнях метров от «Стахановца». Стоя у школы, я давал интервью, затем Дикань предложил мне снять меня внутри школы, например в классе, где я учился. Я выразил сомнение, что нам разрешат сделать телерепортаж «Лимонов в родной школе», но Дикань удивился моему пессимизму и счел нужным напомнить мне, что здесь не Россия.
— Это в России, Эдуард Вениаминович, вас ненавидит власть, здесь мы вас любим, вы наш великий земляк.
Через минут пять Дикань действительно вышел из дверей школы (куда он удалился тотчас после комплимента мне) и возвестил, что на все наши пожелания и просьбы ответ может дать только директриса, она сейчас во дворе школы.
— Кстати, сказали мне, она — дочь вашего соученика.
В это время как раз из двора пошли разного возраста и разных наций школьники и школьницы. Последними шли китайцы.
— Китайцы! — сказал я.
— Это, Эдуард Вениаминович, вьетнамцы, — заметил Дикань. — У нас тут много вьетнамцев.
Вьетнамцы выглядели чистенькими, у всех были белые манжеты и белые воротнички на темных костюмах.
— А вот и директриса, видимо! — сказал Дикань. К нам направлялась худая высокая молодая женщина. Она улыбалась нам.
— Мне уже сообщили, — она повертела в руках мобильный телефон, потому стало ясно, что ей сообщили о моем появлении по мобильному.
— Я дочь вашего соученика Александра Ляховича!
— Ой, — сказал я, — надо же! Как он?
— Да нормально, хорошо. Новую квартиру обживает. Полы циклюет.
Мы все пошли в школу, так как дочь соученика сказала, что разрешает снимать везде, где захотим. Школа оказалась намного более просторной, чем школа моих воспоминаний. Каждый этаж обладал поистине огромным залом-коридором, полы были чуть ли не навощенные. Стены были свежеокрашены, классы вылизаны. Дети выглядели смирными, но не подавленными. Мы зашли в один из классов, когда-то он служил кабинетом физики, и наш классный руководитель, физик, помню, заводил туда наших учеников и избивал их там, ребята возвращались, выплевывая кровь. Я не сказал об этом школьникам, слаженно вставшим при появлении директрисы Ляхович и моем.
— Вот, ребята, Эдуард Вениаминович, он окончил нашу школу, — сказала приветливо директриса.
— Да, — подтвердил я, — в 1960 году! Выдержанные детки ничего не сказали. Однако личики их выразили и испуг, и недоверие. К той бездне, почти полустолетней глубины, отделяющей их от того майского утра, когда вот этот, нагрянувший к ним черт знает кто, стоял на своем последнем звонке.
— Учитесь и еще раз учитесь, — покровительственно произнес я. И удалился, чтобы их не смущать. Про себя я подумал, что эта вылизанная школа, как она ни натужится, и в следующую сотню лет не примет в свои стены такого, как я. Это была чистая случайность.