Отношения с Летовым восстановились в 1998 году. Он приехал в Москву с концертом, позвал меня к себе в отель на окраине. Там, с музыкантами (был еще мой охранник Костя Локотков), мы стали пить и спорить. Отель я не помню, ни названия его, ни где он находился, помню душные большие лампы и диваны яркого красного и густо-синего цветов. В соединении с алкоголем и с летовским рефреном: «Больше красного! Больше красного, Эдуард!» Это была весна, и на следующий вечер у него должен был быть концерт в зале на Ленинградском проспекте. Недалеко от станции метро «Белорусская». Что именно это был за зал, не помню, я не концертный человек. Помню, что отправились мы туда в большой компании, человек с полсотни нацболов, мы обещали Летову охранять концерт, а также потому, что мне уже в те годы было небезопасно разгуливать одному по улицам, и тем более по панк-концертам. Костя Локотков был мой третий охранник по счету, он трагически погиб уже в мае следующего, 1999 года. Помню, что в моей тогдашней свите был даже один настоящий опер по имени Эдуард, то ли внедренный к нам, то ли пришедший по велению сердца. И вот вся эта толпа влилась в ДК, потом в зал. Летов был рад видеть живых и свежих нацболов, два года воздержания от нацбольского движения давали себя знать. Когда начался концерт, часть нацболов вышла на сцену и мы расположились у самого ее края, чтобы прикрывать Летова от набегов из зала. Я работал в паре с моим охранником. Молодецкая забава состояла в том, чтобы… впрочем, объясню по ролям. Для панков в зале задача состояла, чтобы осторожно устроиться в удобной для нападения позиции у кромки сцены, в мгновение (с помощью друзей или просто толпы) вскарабкаться на сцену и бежать к Летову, пытаясь оторвать от него кусок одежды или что-нибудь в этом роде («фенечку», очки, что угодно). Для нас, охранников, задача состояла в том, чтобы вовремя перехватить панка и вышвырнуть его в зал, прямо на головы участников молодецкой забавы. Панки орали, девушки визжали, все получали удовольствие. Некоторые человеческие ядра, которыми мы швырялись, я видел, наносили увечья толпе, кое-кто приземлялся на пол с ущербом для себя, но это и был высший кайф, для которого панки-камикадзе посещали концерты. Людям, воспитанным в залах консерваторий, этого грубого удовольствия не понять. Мне забава нравилась.
Случилось два запомнившихся события. Как ни сильны были нацбольские войска, одному нарушителю удалось добраться до Егора, и он рванул на нем красную футболку с портретом Че Гевары. Я привез эту футболку Егору по его просьбе, он попросил дать ему что-нибудь надеть на концерт. В те годы футболка с Че была редкостью. Мы отозвали нарушителя от футболки и вышвырнули в толпу. Летов сорвал с себя разорванную футболку и швырнул ее в зал. Панки, как стая голодных собак, давя и кусая друг друга, бросились на футболку. Летов взял стоявшую у усилителя бутылку водки и отпил добрую четверть содержимого. И захрипел в микрофон.