— В конечном счете, — нетерпеливо продолжал человек в черном костюме, — ты ничего не имела против, чтобы я тебя взял.
— Никто меня не брал, — стояла на своем испанка.
— Послушай, если мы будем здесь уточнять термины: взял не взял, пригласил не пригласил, — то проведем на этой улице всю ночь до утра.
— Я позволила тебе заплатить вместо меня за кружку пива, — сказала женщина. — И мне нет никакого дела до того, каким грязным способом ты это интерпретировал.
— Но ты еще позволила мне заплатить триста франков за букетик фиалок, — сказал он.
— Да, я позволила тебе сделать такой жест, свойственный галантному кавалеру, — высокомерно ответила она. — В Испании именно так поступают все истинные джентльмены.
— Ты также позволила мне усадить тебя в мой автомобиль, — сказал человек в черном костюме, — потом ты позволила себе возбудить меня поцелуем в губы.
— Ну, знаете ли, — драматичным тоном возразила испанка, поворачиваясь к отцу Муму. — Это явная, вдохновенная ложь.
— Нет, это не ложь, — сказал человек в черном костюме. — Если это ложь, то что же это такое? — Резким жестом руки он, ухватившись за кончик накладного воротника, сорвал его с шеи. Поднес его к глазам месье Банари-Коинталя.
Старик, наклонившись, смотрел на него в упор своими подслеповатыми глазами.
— Что там? — спросил он. — Здесь ужасно темно. Ничего не видно.
— Губная помада, — сказал человек в черном костюме. — Вот, смотрите. — Взяв старика за руку, он подвел его поближе к зажженным фарам. Оба они низко наклонились перед ними, чтобы как следует разглядеть его воротничок. Месье Банари-Коинталь выпрямился.
— Да, никаких сомнений, это губная помада, — вынес он свой вердикт.
— Ага! — воскликнул человек в черном костюме, бросая на испанку сердитый взгляд одержанного триумфа.
— Это не моя, — хладнокровно сказала она. — Кто знает, где этот месье проводит свое свободное время и сколько раз в неделю он меняет рубашки?
— Предупреждаю, — сказал он, закипая от гнева, — я рассматриваю это заявление как личное оскорбление. — Голос у него охрип от охватившей его ярости.
— Какая мне разница, чья это губная помада? — сказала женщина с тем же равнодушием. — Ты мне не понравился. Я хотела только одного, как можно скорее добраться до дома. Одна.
— Ах, — тяжело вздохнула Муму, наконец, «включившись», — как приятно возвращаться домой одной. Но это просто невозможно.
Все теперь, включая и отца Муму, с озадаченным видом глядели на темную женскую фигурку на фоне стены, словно это какая-то статуя вдруг произнесла перед ними загадочные слова.
— Мой дорогой месье, — благоразумно начал Банари-Коинталь, обращаясь к человеку в черном костюме. — Нужно сказать, что эта дама все толково объяснила. — Он слегка поклонился испанке, и та вежливо кивнула ему в ответ. — Она ведь просит так немного. Просто с миром вернуться домой. По-моему, это не такая уже невыполнимая просьба.