— Клянусь тебе, Рауль, клянусь, — залепетала девушка, — если ты только женишься на мне, то я не сделаю и шага с твоей кухни.
— Женщина, известно, горазда на обещания, — охладил ее пыл Рауль, — особенно вечером, накануне утренней свадьбы ее мужика с другой. — Он резко повернулся к отцу. — Хотите, я дам вам последнюю характеристику вашей дочери? Мне жаль того человека, который осмелится взять ее в жены, и если бы я был примерным гражданином и хорошим христианином, то на вашем месте послал бы ему анонимное письмо, чтобы он поразмыслил получше до того, как сделает последний, фатальный шаг.
Девушка еще пуще заревела, словно ее кто-то больно ударил. Она бросилась к отцу и теперь отчаянно, с надрывом, рыдала у него на плече. Отец, рассеянно постукивая ее ладонью по спине, причитал: «Успокойся, успокойся, Муму», — а она, с разбитым сердцем, все повторяла:
— Я люблю его, люблю, я не могу жить без него. Если он меня бросит, то завтра же утоплюсь.
— Вот видишь, — обвинительным тоном выговаривал ему отец над трагически склонившейся на его плече головкой. — Вот вся глубина твоей неблагодарности. Слышишь, она жить без тебя не может!
— Очень скверно, — сказал Рауль высоким из-за раздражения голосом. — Потому что я не могу жить с ней.
— Предупреждаю тебя, — угрожающе заговорил очень громко отец, пытаясь перекрыть взрывы отчаянных рыданий дочери. — Если она бросится в реку, то ты будешь нести за это личную ответственность. Это я тебе говорю как отец. Даю торжественную клятву.
— В реку! — хрипло засмеялся Рауль, ни чуточки не веря его словам. — Если такое на самом деле произойдет, то кликните меня. Я сам провожу ее до берега. В любом случае, она отлично плавает, не хуже рыбки, и меня не может не удивлять, как это вы, старый человек, можете проявлять такую наивность и всерьез воспринимать весь этот женский вздор.
Как это ни странно, но его последняя фраза взбесила Муму куда сильнее, чем все его прочие обвинения. Издав истошный вопль, напоминающий смесь рычания и воя сирены, извещающей граждан об авианалете, Муму, вырвавшись из объятий отца, стремительно кинулась на Рауля. Держа за ручку свою большую кожаную сумку, она принялась колотить ею изо всех сил Рауля, обрушивая на него все новые и новые удары, и рука ее энергично работала, как у олимпийца, метателя молота. Своими ударами она выгнала его на середину улицы. По звуку ударов, которые приходились ему по голове и плечам, Тиббел определил на слух, что ее сумочка весила никак не меньше десяти фунтов и внутри была набита осколками стекла и металлическими предметами. Рауль поднял руки, чтобы защитить себя от нападения, он орал, отступал, словно танцуя, назад, уговаривал ее: