— Что. Здесь. Происходит.
Голос Королевы казался ледянее арктического льда. Она говорила спокойно, подчеркивая каждое слово, и от этого становилось еще страшнее. Холод пробирал буквально до самых костей. Даже меня, хотя вместе с ужасом я почувствовала огромное облегчение: вот и долгожданная помощь!
Тишина в пещере стала воистину гробовой. Я слышала, как капает где‑то далеко, за стеной вода, как шуршат в песке какие‑то мелкие насекомые.
— Я спрашиваю, что здесь происходит, — повторила Королева.
Кажется, пора. Собравшись с силами, я поползла к выходу.
— Королева! Она украла нашу добычу! Она нарушила закон стаи… — загудел чей‑то бас.
Я осторожно высунула голову.
Однорукий здоровяк, притащивший сюда злосчастную жертву, стоял перед Королевой и, набычившись, смотрел на нее.
Она казалась абсолютно спокойной, но я, зная ее, возможно, лучше некоторых, поежилась. Что‑то будет.
— Девчонка нужна мне! Разве я не приказывала вам не прикасаться к ней?
— Но моя Королева…
Однорукий тоже понял, что что‑то неладно, и растерянно оглянулся на товарищей. Те благоразумно молчали, предоставляя ему нести груз ответственности единолично.
— Ты возражаешь мне? — четко очерченные тонкие брови недоуменно поднялись. — Ты смеешь возражать своей Королеве?!
Резкое, едва уловимое движение тонкой холеной руки, и здоровяк вдруг, судорожно и нелепо всхлипнув, как подкошенный упал на пол пещеры, заливая ее своей кровью.
Рука Королевы, словно затянутая в алую перчатку, держала что‑то небольшое и странное… Я не сразу поняла, что это — сердце! Она одним едва заметным ударом пробила грудину и вырвала сердце из груди однорукого бугая! Какой же силой обладает эта невысокая хрупкая на вид женщина!
Тем временем Королева, брезгливо поморщившись, бросила сердце себе под ноги и медленно облизала испачканную в крови руку.
Зрители этого страшного спектакля стояли безмолвно, не решаясь ни на шаг сдвинуться с места.
— Кто‑то из вас тоже хочет пойти против моего приказа? — ледяным тоном поинтересовалась Королева, и вампиры, опомнившись, поспешно бросились прочь.
Буквально в долю секунды они покинули грот, и тогда я увидела еще одного участника этой сцены.
Ловчий стоял у самого входа. Небрежно облокотившись о стену и сложив на груди руки, он смотрел на меня.
Я отвела взгляд. Неловко получилось. И ведь не объяснишь им, что я вовсе не виновата в новой переделке, в которую умудрилась вляпаться. Все слова типа «не виновата я, меня подставили» будут звучать как жалкое оправдание. К тому же в этом случае обязательно всплывает вопрос о том, кто это сделал. Я не сомневалась в причастности ко всему происходящему моей давней врагини, однако назвать ее имя — значит выдать ее на расправу Королеве или Ловчему. Мне же хотелось отомстить самой, не чьими‑то руками, только тогда я смогу уважать себя и упиться всей сладостью мести.