— Что вы хотите сказать? — в ужасе спросила Энни. Она повернулась к сестрам, но не увидела ничего. И даже серый цвет, который она различала вначале, теперь, когда она отвернулась от света, казался темнее. — Что вы имеете в виду? Я ослепла?
Врач сделал паузу, прежде чем ответить. Сестры ждали, совершенно убитые горем.
— Да, Энни, ты ослепла, — тихо сказал врач, взяв ее за руку. Она отдернула руку и расплакалась.
— Вы это серьезно? Я ослепла? И я не смогу ничего видеть? Ведь я же художник! Я должна видеть! Как я смогу писать картины, если не буду видеть? — спрашивала она. И как она будет переходить на другую сторону улицы, как приготовит еду или даже как найдет свою зубную пасту? Ее сестер больше беспокоили проблемы повседневной жизни, чем искусство. — Я должна видеть! — снова сказала она. — Вы не можете как-нибудь исправить это? — Она начала всхлипывать как ребенок, и Сабрина с Тэмми прикоснулись к ней — они рядом.
— Мы пытались исправить положение, — печально вздохнул хирург. — Вы были на операционном столе в течение пяти часов, и мы работали над вашими глазами, пытаясь спасти зрение. Но повреждение оказалось слишком серьезным. Зрительные нервы практически уничтожены. Чудо, что вы остались живы. Иногда за чудеса приходится платить очень высокую цену. Думаю, это один из таких случаев. Мне искренне жаль. Вы сможете многому научиться: работать, путешествовать, вести полностью независимый образ жизни. Во всем мире люди, лишенные зрения, могут делать многое. Это и знаменитые люди, и обычные люди вроде нас. Надо лишь научиться по-другому смотреть на жизнь, не так, как это было прежде. — Он понимал, что она пропускает его слова мимо ушей, но продолжал говорить, чтобы дать ей надежду, зная, что она может вспомнить его слова позднее.
— Я не хочу быть слепой! — закричала она. — Я хочу снова видеть! Разве нельзя сделать трансплантацию? — Она была готова душу продать, лишь бы вернуть зрение.
— Повреждения слишком велики, — честно признался врач. Ему не хотелось давать ей ложную надежду. Возможно, со временем она будет различать свет и тень, но зрение никогда не вернется. Она слепа. По просьбе ее отца на этой неделе ее осмотрел еще один офтальмолог, который пришел к тем же самым выводам.
— О Господи! — воскликнула Энни и, упав на подушки, разрыдалась. Сестры подошли к постели и встали по обе стороны от нее. Врач потрепал ее по руке и вышел из палаты. Он больше ничего не мог для нее сделать. Ей нужны были они. Сейчас он был для нее злодеем, лишившим надежды. Потом он еще встретится с ней, поможет составить план лечения и посоветует, чему и как следует научиться. Но сейчас для этого было еще слишком рано. Хотя обычно он бывал более бесстрастным, эти четыре женщины, особенно его пациентка, глубоко тронули его. Он чувствовал себя палачом. Ему хотелось бы как-то изменить ситуацию, но он не мог. И никто бы не смог. Ему, по крайней мере, удалось сохранить глазные яблоки, чтобы не было изуродовано лицо. Энни была очень красивой девушкой.