На грузовике я отправился в Финстервальде. На вокзале мне сказали, что, может быть, в 20.00 будет поезд на Берлин.
На улице я видел стоящих женщин и детей. Там были и старики. Когда я проходил близко от них, слышал обрывок разговора о том, что еще есть шанс остановить Красную Армию. Я был поражен постоянно высказывавшимся мнением, что частям корпуса «Герман Геринг», стоящим под Хойерсвердой и Баутценом, удалось уже сделать это. Святая наивность! Я смущенно отвернулся.
В 20 часов действительно на Берлин отправился поезд. Вагоны были переполнены. Бегущее гражданское население и солдаты всех родов войск. В полночь мы остановились под Кенигвустерхаузеном. Поезд дальше не пошел: пути повреждены бомбардировкой.
19 апреля
4.30. Поезд остановился в Эйхвальде. Нам предложили выйти. Над Берлином я увидел переплетение лучей прожекторов. Рядом с вокзалом я нашел себе место для сна в куче садовых листьев. Когда я в 10 часов проснулся и увидел себя в саду, передо мной стоял садовник, мужчина лет 70. Я попытался ему объяснить, что меня заставило сюда забраться. Он махнул рукой и спросил про обстановку. Больше, чем он уже знал, мне сообщить ему не удалось. Но он мне сказал, что немецкие войска в Рурском котле капитулировали. Я попрощался с ним, а он взял лейку и стал поливать грядки с ранней свеклой. Жизнь продолжалась.
Вечером я воспользовался возможностью отправиться по железной дороге в Берлин. Поезд остановился в Трептове. Пойдет ли он дальше — непонятно. Железнодорожное сообщение в имперской столице прервано во многих местах.
20 апреля
Рассвело. Поезд пошел дальше. Часы показывают 6.35! Я заметил, что едем мы не на север. Наверное, центр города так сильно поврежден, что мы должны его объезжать.
11.35. Шпандау. Нас снова попросили выйти из поезда. Кажется, здесь конечная. Я решил навестить своего дядю Германа. Он живет у самого Хафеля, напротив Сименсштадта. Чтобы дойти до его квартиры, мне понадобилось два часа.
Дядя и тетя были удивлены, когда я заявился к ним. Они были такими же не выспавшимися, как и я. Они целыми неделями сидели в подвале в надежде, что бомбы их пощадят. Их сын Вольфганг по-прежнему считался пропавшим без вести.
Мы поднялись из подвала наверх. Тетя поставила передо мной хлеб и остатки колбасы. Я съел кусок хлеба, но к колбасе не притронулся. Тетя, несомненно, хотела накормить меня от всей души, но съесть колбасу из ее скудного пайка я не мог.
Во второй половине дня я распрощался с ними. Пожелали друг другу всего хорошего. Каждый знал, что это прощание может оказаться последним. Советская артиллерия обстреливала северные районы города. Я стоял на улице, ведущей из Шпандау на север, и не знал, что мне делать. Район словно вымер. Жители из своих подвалов почти не выходили. Позади я услышал шум мотора: грузовик. Водитель подвез меня до Фельтен-Хоеншёппинга.