«Стоять! — прикрикнула она сама на себя. — Ты что?! А приказ?! Стоять, бешеная сука! Еще не время! Не ты решаешь. чему быть, а боги, и для того, чтоб объявлять тебе их волю, есть Священный Князь. Уймись!»
Самовнушение подействовало, но лишь после того, как Грэйн отвернулась от пленницы, чтоб не видеть проклятых змеиных глаз. Шуриа — не капитан Нимрэйд, она — беспомощная и бесценная добыча, пленница, и нельзя поступать с нею бесчестно. В конце концов, Грэйн же не разбойница и не пиратка, вроде поганого капера, и не проклятая шурианская гадюка, а благородная ролфи, офицер армии Его Священной Особы. Графиня слишком дорого обошлась эрне Кэдвен, к тому же за ее доставку уже честь по чести уплачено авансом, так как смеет теперь Грэйн срывать на пленнице бессильную злость?
— Прошу прощения, леди Джоэйн, — видит Локка, Грэйн нелегко дались эти слова, да и спокойствие в голосе вот-вот грозило разлететься вдребезги, словно оброненная на камни ритуальная чаша. — Вам не стоит опасаться проявления моих личных чувств к шуриа, пока вы моя пленница. Разумеется, я не стану вас развязывать. Сожалею, что подобное положение доставляет вам неудобства, но я, кровью Локки клянусь, все-таки не эрн Эйккен Безумный, чтоб безоглядно доверять змеиному народу.
И, заметив расширившиеся в изумлении глаза добычи, Грэйн сообразила, что классической «Песни о безумии благородного Эйккена» шуриа может и не знать. А потому пояснила:
— Был такой славный воитель в дружине великого Удэйна-Завоевателя. Однажды он пощадил шуриа и даже впустил змею в свой дом, сделал ее женою… Каждому ролфи известно, чем он кончил.
Теперь настал час Джониного триумфа и моральной победы над вредным духом.
«Дед! Да ты у нас эпический герой! Сумел-таки прославить имя в веках! — мысленно крикнула она мигом затихшему призраку. — Эй, ты куда это спрятался, Эйккен Безумный? Выходи! Принимай почести».
«Все из-за змеищи проклятой, все из-за нее, — пристыженно сетовал предок. — Навела на меня чары».
«Надо будет обязательно узнать, как расписали ролфи твою жизнь в своих сагах. Приукрасили, наверное, не стали писать о том, как ты насиловал девушку-шуриа прямо на пороге родного дома, а?» — не унималась Джона
«Я в своем праве был, гадюка. И я ее не утопил. А мог»
«За что и прославлен народными сказителями».
Деду-прадеду явно не хотелось спорить. Пожалуй впервые с момента их встречи в Янамари.
Тем временем эрна Грэйн вытащила кляп. Джона закашлялась, облизала пересохшие губы, почти по-змеиному трогая их кончиком языка.
И хриплым шепотом спросила: