Разъяренные масштабом своих потерь, армектанцы, обычно весьма мягко относившиеся к жителям покоренных земель, устроили на них настоящую охоту. Трудно было найти семью, где не оплакивали бы мужа, сына или брата. Остров превратился в гигантский эшафот, жестоко подавлялись любые проявления неприязни, а тем более враждебности к новым властям. Дорргел, столицу и крупнейший порт Гарры, город-побратим старой Дороны, буквально сровняли с землей, раз за разом поджигая не до конца уничтоженные огнем развалины. Результаты подобных действий не заставили себя долго ждать. Извечная неприязнь гаррийцев ко всему с континента превратилась в неприкрытую ненависть. Быть настоящим гаррийцем означало ненавидеть все армектанское. Морская Провинция стала постоянным источником беспокойства. Давно уже умерли все те, кто помнил независимое Королевство Гарры. И тем не менее для многих гаррийских родов гаррийка, связавшая свою жизнь с армектанцем, заслуживала лишь презрения.
Рапис и его дочь были жертвами закончившейся столетие назад войны.
Светало, когда с палубы донесся сдавленный крик вахтенного матроса. Вскоре послышался смешанный ропот матросских голосов. Эхаден, уставший и невыспавшийся, отбросил одеяло. В то же мгновение где-то рядом хлопнула дверь.
— Вахтенный!
Эхаден узнал голос Раписа. Послышались шаги. Какой-то матрос заговорил — быстро, испуганно:
— Господин, я хотел…
— Я приказал разбудить меня до рассвета! Приказал?! Ну и?!
Раздался глухой удар, матрос взвыл, словно с него живьем сдирали шкуру. Затем дверь с грохотом распахнулась, и Рапис ворвался в каюту Эхадена. Офицер вскочил.
— Ты со шлюхой?! — прорычал капитан. — Где я, что это за корабль?!
Эхаден ощутил внезапный приступ гнева.
— Не смей называть ее шлюхой! — крикнул он.
— Знаешь, что творится?! Мы торчим в самой середине конвоя! В эту ночь командовать должен был ты!
— Не смей называть ее шлюхой!
— _Конвой!_ Ради всех морей, что с тобой?!
Капитан с яростью толкнул офицера в грудь. Эхаден отлетел к стене. Он выхватил меч. Молчавшая до сих пор девушка закричала. Не владея собой, Эхаден замахнулся на нее, неожиданно для самого себя.
— Хватит! — рявкнул он.
Девушка смолкла.
В каюте внезапно наступила тишина. Несколько мгновений все трое не двигались с места. Первым опомнился капитан.
— Эхаден, мы находимся посреди конвоя, — изо всех сил сдерживая себя, сказал он. — На палубу.
Он повернулся и вышел. Эхаден без единого слова, как был, в одной рубашке и с мечом, двинулся следом.
На палубе собралась вся команда. Прибежал боцман.
— Два купца и военный по правому борту, капитан!