— А что ж. Обыкновенно, в доме найдется работа.
— Все в поле?
Этот вопрос опять напугал женщину: она молчала, но, как бы вместо ответа, с улицы послышались детские голоса.
— Может быть не рада видеть меня в избе?
— О, и очень, — ответила она принужденно и холодно, снова отирая лицо фартуком. — Наша изба бедна, чем принять пана?
— Богата, коли ты хозяйка, моя красивая Уляночка, — произнес в замешательстве и сам не зная хорошенько, что говорил Тадеуш.
— Разве это богатство? — ответила Гончариха, вздыхая.
— Все тебя любят.
— Тем хуже.
— Отчего?
— Разве вы не знаете? Коли люди любят, так муж не любит, нет ладу в доме: только плач да беда… хуже голоду.
— А муж очень любит тебя?
— Не знаю, должен любить.
— Стар он или молод? Вы ведь иногда идете за мужей моложе вас.
— О, мой старик.
— Как, старик? Кто же тебе велел идти за него?
— Обыкновенно: я из бедной семьи, он богач.
— Бедная, — произнес тихо Тадеуш. — Такая красавица.
— Разве это надолго, — шепнула с презрением женщина.
Во всех ее ответах была какая-то грусть, которая, равно как и беспокойство, рисовалась в ее голосе и в ее фигуре. Тадеуш держал в руках кувшин, словно в оправдание своего продолжительного пребывания в избе; но выйти не мог. Сила взгляда этой женщины, взгляда, в котором было что-то непонятно очаровательное, взгляда, который красивее ее самое, держала его прикованным у двери.
— И ты даже не знаешь, любит ли тебя муж? — повторил Тадеуш.
Женщина взглянула на него и молчала.
— Должен любить меня, — ответила она через минуту, потому что очень ревнив. Сколько раз он бивал меня за то, что кто-нибудь из дворовых шутил со мной.
— Как это, бивал? — воскликнул удивленный Тадеуш. — Он смел тебя ударить!
— Что же тут удивительного, разве я не жена его!
— Правда. Но чем же ты виновата, что красива, и все это видят?
— Я в этом не виновата, но терплю за это. О, уже сколько раз молила я Бога и Божию Матерь, чтобы освободиться мне от той людской напасти.
— И тебе не по сердцу, коли кто-нибудь полюбит тебя?
— К чему это поведет? Да еще и муж бьет за это. А если бы не бил, что у них за любовь?
При этом восклицании, произнесенным тихим голосом и со вздохом, пан Тадеуш задрожал и уставил на нее глаза.
— Как это? А какую же другую любовь знаешь ты?
— О, знаю, — ответила женщина, опуская глаза, — слышала о ней, когда была во дворе; не раз слышала, как говорили, и видела, как любили по-господски. О, это не так, как дворовые и мы. Та господская любовь какая-то очень хорошая, хоть, грустная, а очень приятная. И она кончается, говорят, всегда печально. Так сказали мне дворовые.