Когда все они пошли, Уляна, видя их серьезные лица, их значительное молчание, догадалась, к чему клонится дело, и заранее предчувствовала близкую бурю.
Плача украдкой, она стала обтирать лавки и столы, становить их к окошку и смотрела на уходящих, думая о том, что будет, когда они вернутся. Знала она, что Павлюк и Левко скажут мужу обо всем, но надеялась оправдаться как-нибудь при упреках, не ожидая, впрочем, чтобы дело обошлось спокойно, без ругательств, гнева, а, может быть, и побоев. И ей так странно было подумать, что ее кто-нибудь может бить и ругать.
В корчме, между тем, Левко первый начал:
— Ну, сынок, мы стерегли без тебя твою жену, должен же ты за это поставить нам кварту.
— Хорошо, идет и кварта, — сказал, смеясь, Оксен. — Но хорошо ли стерегли ее?
— О, как могли, — отозвался Павлюк, — но, братец, кто женщину устережет, тот на паутине повесится.
Оксен глянул на него, и серые его глаза загорелись огнем.
— А что же? — спросил он, стиснув зубы.
— Да, вот, беда у нас в доме.
— У меня?
— Да, знаешь ли ты, для чего ты ездил в Бердичев?
— Ну?..
— Для того, что барин знается с твоей жинкой.
— Барин? Что ты бредишь? Наш барин?
— Да, а что ж? Она постоянно ходит к нему! Оксен, улыбаясь, сказал:
— Что ты заврался? С ума сошел, что ли? Наш барин!
— Ну, да, барин, — сказал старик Левко, — уж мы это сейчас после твоего отъезда подглядели. Сначала это было ни то, ни се, но теперь уже Уляне скверно в избе; уж ей скучно, то и дело бегает к нему. Что правда, того не скроешь. Ходит каждый день.
— Говорит, что к управительше, — отозвался старый Улян.
Оксен молчал.
— О, задам же я ей, задам! — крикнул он, вскочив. — Если это правда и все знают…
— Никто не знает, — ответил Левко, — мы никому не болтали.
— А ей зачем же не говорили, зачем не запретили, зачем не держали?
— О, барин себе на уме, всех разошлет; одного сюда, другого туда, трудно устеречь.
— А видели ли вы ее у барина, видели барина в избе?
— Нет.
— А коли так, так вранье и только злоба людская. Уляна никогда такой не была и не будет.
— Ну, а теперь такая, — ответил живо Павлюк, — что мы видели, то и скажем. После вашего отъезда ходила она в лес по грибы, и видели ее, как шла, а потом через минуту и барин за ней. Я сам за ней подглядывал. Когда она ходила к управительше, входила в барский сад и там пропадала. А на мызу дорога не через господский двор. Вчера ночью старому Улясу занедужилось, просил воды, Прыська воду принесла; а Уляну искали в каморке, там ее не было. Утром уверяла опять, что за ней ночью присылала управительша.
— А может и впрямь она? — сказал Оксен.