Со вниманием и участием смотрел Август на своего приятеля и едва узнавал его. Лицо его побледнело, усталые веки опускались над глазами, лоб наморщился, губы сжались, печаль царствовала на его преждевременно состарившемся и увядшем лице.
— Послушай, — сказал Август, — уж коли мы встретились, поговорим между собою откровенно. Правда ли то, что плетут о тебе?
— А что же плетут? — спросил Тадеуш с горькой улыбкой.
— Что ты там влюбился, или не знаю как сказать, в какую-то крестьянку, что муж ее поджег твой дом, что потом…
— Все это правда, — ответил он. — Я влюбился и видишь, до чего довело меня это, как измучило, иссушило. О, я много выстрадал. Но для такой любви, как ее любовь, стоило страдать.
Август рассмеялся.
— Ну, ну, перестань, — признаюсь тебе, я не понимаю такой любви, это какое-то сумасшествие, на минуту еще, пожалуй, но долго продолжаться это не может.
Тадеуш улыбнулся и пожал плечами.
— Ты не знаешь ее, не понимаешь страсти, привязанности этой женщины. Я испытал ее сто раз во время моей ужасной болезни: она иссохла у ног моих. Посвятила мне детей своих, стыд, все. О, по сердцу она достойна назваться царицей!
Август смотрел с удивлением и с сожалением на разгорячившегося Тадеуша.
— Что за черт, — подумал Август, — просто с ума сошел! Из сострадания надо спасти его, он пропадает.
— Ну, и что же? — прибавил он громко. — Ты думаешь вечно с нею проводить жизнь голубков?
— Ничто не может нас разлучить; нас связали слезы, страдания, смерть, огонь, преступление, наши общие жертвы.
— Но ты восторгаешься, — сказал Август, — а я хотел с тобой, мой друг, поговорить хладнокровно. Скажи откровенно, положа руку на сердце, во имя нашей старой дружбы: не пугает ли тебя самого эта жизнь?
Тадеуш взглянул, опустил глаза и в замешательстве отвернулся.
— Теперь уже не время отступать, — сказал он печально.
— Извини, всегда время прекратить глупости.
— Август, как ты охладел!
— Тадеуш, ты с ума сошел. Что же ты думаешь состариться, одеревенеть прежде времени у ног твоей деревенской Омфалы? Разве стоит она, чтобы ты посвятил ей весь свет, надежды, будущность?
— Она посвятила мне все.
— Но ты, наконец, убьешь себя, замучишь, ты не выдержишь, тебя отравит эта однообразная жизнь без всяких развлечений, без движений, без оживляющих средств. Пока ты с ней, ты должен оторваться от целого света, потому что наше не знающее сострадания общество не примет тебя никогда. Ты осужден и изгнан.
Тадеуш вздохнул.
— Тебя нужно спасти, — продолжал Август.
— Я погиб, — отвечал Тадеуш, — оставь меня. Кому же какое дело, коли я счастлив?