– Тогда чего ж вы причитаете, я извиняюсь? Сладилось у них с мисс Келли, стало быть?
– Им бы сейчас по кустам целоваться, но тут сидит эта старая сова, а при ней Рикки нервничает. А когда Рикки нервничает, он обычно убегает. Всегда так делал. Я боюсь, что он и сейчас сбежит, чтобы не осложнять себе жизнь. За три дня он вряд ли мог успеть влюбиться в девочку насмерть…
– Так поссорьтесь с ней и добейтесь, чтобы она ушла.
– Обалдел совсем, да? Мавр… Если я с ней поругаюсь, она уйдет – но за ней потащатся и Клер, и Франко, и зануда Гризельда. Они же ее не бросят – а мне не хочется, чтобы они уходили. Мы – семья.
Гектор хитро сощурился:
– Тогда и с миссис Лидией вы семья.
– К сожалению, да. И на самом деле мне даже жаль эту старую курицу. Как представлю – сидит она в огромном доме одна, без улыбки, ни поболтать не с кем, ни пококетничать…
– Ох, мисс Эжени, никак вы не уйметесь.
– Уймусь, Гектор, уймусь. И довольно скоро. Так что пока живу на полную катушку.
А что до Келли и Рика…
Гектор сверкнул белоснежными зубами.
– Так, может, пора переходить к активным действиям, хозяйка? Так, чтобы мистер Рик снова защитил мисс Келли?
Эжени уставилась на чернокожего гиганта с искренним восхищением.
– Все-таки ты – лучшее, что есть у меня в хозяйстве, Гектор! Я горжусь тобой, мой мальчик. Переходим к плану «В»…
Рик стоял в душевой кабине и поливал теплой водой Келли, смывая все следы костюма леди Годивы. Рик был рад этому. Годива получилась замечательная, но Рик хотел, чтобы к нему вернулась его Келли. Его золотоволосая девочка Келли. Распутная Белоснежка. Красавица Страшила Джонс…
Разноцветные потоки сменились чистой водой, и Келли разочарованно вздохнула.
– Ну вот, я – снова я. Прощай, достойная Годива. Как ни противно, но я вернулась…
Нетерпеливые руки Рика легли ей на грудь, прошлись по влажной коже.
– Я хочу тебя. Не Годиву.
Келли лукаво склонила голову и посмотрела на него исподлобья.
– Но в старой доброй Страшиле Джонс нет ничего загадочного…
Он мог бы ей возразить, мог бы рассказать ей, что он чувствует рядом с ней – но сил и времени на это просто не было. Возбуждение, охватившее его, было немыслимым, болезненным, почти нестерпимым.
Он всю ночь провел рядом с практически обнаженной и прекрасной женщиной. Касался ее горячего тела. Смотрел в изумрудные лукавые глаза. Танцевал на глазах всего Луисвилля и собственного семейства. Он стоял с ней сейчас рядом, так близко, что слышал стук ее сердца… Он не мог больше ждать.
Но эта змея не оставила ему ни малейшего шанса взять контроль над ситуацией в свои руки.