— А вы осведомлены о том, что собираются здесь делать эти господа?
Гагер грустно улыбнулся. Потом многозначительно вздохнул и потянул ленту звонка. Он встал навстречу секретарю и, сказав ему несколько невнятных слов, вернулся к гостю. Затем, чтобы занять гостя, он заговорил о другом:
— Я не имел до сих пор удовольствия поздравить вас…
— О, да… Вы, кажется, знакомы с лэди Анной? — с невозмутимым спокойствием сказал дипломат.
— Большое счастье найти достойную подругу жизни.
Это все, что было сказано о лэди Анне Кларк — Анет Грабовской, которую несколько месяцев назад барон Гагер хотел выслать в сопровождении жандармов за границу.
Тем временем возвратился секретарь и положил на стол синюю сафьяновую папку.
Барон Гагер достал из папки несколько листков и, как только ушел секретарь, начал:
— В мои руки попала копия записки Огинского. Она касается польского вопроса и адресована… императору Александру. Судьбы Польши, я надеюсь, не безразличны для Англии, слушайте же, друг мой… Вот что пишет граф Огинский, литовский аристократ и приближенный Александра: «Всмотримся ближе, не имеют ли жители бывшей Польши, помимо насильственного лишения их имени поляков, еще и других, более основательных причин, желать возврата их древней отчизны…»
Барон Гагер остановился и взглянул на британского дипломата.
«…В удел подвластным Австрии полякам достались чуждый язык, обременительные налоги, непривычное судопроизводство и бесконечные неудобства в частностях внутреннего управления. В прусской Польше все туземные должностные лица сразу вытеснены нахлынувшей массой прусских чиновников. Тяжелые формы делопроизводства, исключительность немецкого языка в официальных отношениях, издевательства, неспособность и вымогательства чиновников — всё это восстановило поляков против прусского правительства…»
— И, наконец, самое главное. «В сравнении с этим, положение подвластных России поляков несравненно лучше и, благодаря сходству языка, обычаев, привычек, наклонностей и потребностей, судьба их не столь тягостна… Одним словом, состоящие под владычеством России поляки имеют много оснований предпочитать свой быт условиям, в которые поставлены соотечественники их в Австрии и Пруссии».
— Любопытный документ, — усмехнулся Кларк, — но стоит ли придавать значение измышлениям этого господина?
— Эта записка графа Михаила Огинского была принята благосклонно императором Александром. Три года назад русский император дал слово своим польским сторонникам восстановить Польшу и дать ей представительное правление. Представительное правление, в то время как в бывших польских землях, у нас и в Пруссии, за одну мысль об этом сажают людей в тюрьму! Россия хочет посеять мятеж и смуту среди поляков — наших подданных! Разве не соблазнительная мысль отобрать у нас и пруссаков польские земли, образовать польское королевство с Александром на троне, или просто присоединить Польшу к России? И тогда триста тысяч русских солдат стоят на польской границе в нескольких переходах от Вены и Берлина… И вот сейчас, в дни конгресса, который должен умиротворить Европу, господа Чарторыйский и Огинский явились в Вену, и они потребуют от Александра, чтобы он сдержал свое слово. Он разыграет роль рыцаря, кстати, это одна из любимых ролей этого опасного лицемера, и то, что не удалось полякам три года назад, удастся три года спустя.